Глава 1. Бегство к свободе. Революция, переходящая в фарс. «Сказка о слепой рыбе». Рассказ в стихах «Ли»

В душе и памяти моей сильнее всего аромат пережитого или олицетворения его. Так моя жизнь с Александром Степановичем не только теперь, а и при жизни — это аромат не пряно пахнущих цветов, даже горькие минуты — запах чебреца, полыни, прекрасные по-своему. А олицетворение ее я увидела, приехав в Старый Крым. Это вид с Агармыша на Феодосию при заходящем солнце: в золотой чаше берегов лазурь черноморских вод. И настолько это сильно и отчетливо, что стоит мне туда направить взгляд, как в сердце ложатся слова: «Это моя с Александром Степановичем жизнь».

Нина Грин с/х Иоссер, Печора, 1952 г.

Некоторые авторы при жизни подвергались в печати и с трибуны оскорблениям и клевете, ответить на которые не получили физической возможности; более того — личным стеснениям и преследованиям (Булгаков, Ахматова, Цветаева, Пастернак, Зощенко, Платонов, Александр Грин, Василий Гроссман).

Из письма Александра Солженицына IV съезду Союзу писателей СССР, 16 мая 1967 г.

Последняя книга Александра Грина, вышедшая при его жизни, — «Автобиографическая повесть» — отмечена бесстрастной, сухой интонацией; он писал ее с отвращением. «Снимаю с себя последнюю рубашку», — говорил он жене. Однако, заключительные строки повести звучат пронзительно: «Так глубоко вошла в меня тюрьма! Так долго я был болен тюрьмой...»

Тезис о свободе, как осознанной необходимости, несомненно, был знаком бывшему члену партии эсеров;1 но он предпочитал свободу без оговорок — свободу быть собой. Стремительно, почти лихорадочно разрушал Грин препятствия, возникавшие на пути к свободе, — побеги из армии, ссылок, тюрем,2 реальных и духовных, в которых он оказывался, — нередко именно благодаря своему вольнолюбию — определили биографию революционера Гриневского и место в литературе писателя Александра Грина.

Рассказ «Остров Рено» (1909) Грин считал началом своего пути: в нем впервые возникает тот мир, из которого впоследствии выросло его творчество — города и поселки, реки и моря, проливы, острова. Герой рассказа, матрос Тарт, отдает жизнь за право быть там, где он ощутил себя свободным человеком. Тема программных произведений Грина есть побег героев к самим себе от проповедников так называемого «здравого смысла». Под пылающими парусами «Секрета» Артур Грэй3 увозит из душной Каперны поверившую в чудо Ассоль.4 Разбивая стеклянный свод тюрьмы Лисса, улетает в звездное небо герой «Блистающего мира» Друд. Освобождается от повседневности Гарвей.5 Как и Фрези Грант,6 бегущая по волнам к Острову своей мечты, он находит Несбывшееся в стройном и ясном мире, открытом лишь ему и простодушной Дэзи.7

Позднее, когда чугунные тиски эпохи убили в Грине надежды, бегство его героев заканчивается тупиком или смертью. Тиррей Давенант («Дорога никуда») гибнет в неравной борьбе с ложью, пошлостью, злобой. Над телом Тиррея друг его Галеран произносит полные горечи слова: «Беззащитно сердце человеческое?! А защищенное — оно лишено света, и мало в нем горячих углей...»

Побег людей чистых и ранимых от обывателей, преследующих за непохожесть, замкнутость, стал темой незавершенного романа писателя «Недотрога», над которым он работал три последних года жизни. Роман долго не давался ему. Голод, нищета, болезни, сознание того, что ни один издатель не напечатает книгу с прозрачным подтекстом, «оторванную», «не соответствующую», «реакционную», «упадочную», — мешали. Лишь незадолго до смерти, тяжело больной, Грин увидел «Недотрогу» — всю, и так ясно, что про себя улыбался отдельным сценам.

Александр Грин умер подлинно свободным, ни в чем себя не предав. Бескомпромиссностью подобной силы отмечена судьба лишь немногих писателей и поэтов эпохи, ломавшей души.

В начале 1917 года за непочтительные слова о царской семье Грин был выслан из Петрограда в Финляндию; он жил недалеко от поселка Лоунатйоки в глухой деревне.8 В архиве писателя сохранилось несколько страниц неоконченного очерка об этом времени:

«Свое жилище я никогда не запирал, так как в Финляндии воровство — редкое явление. Суровые законы страны удерживали случайных преступников долголетней тюрьмой; в узилищах поэтому сидели немногочисленные, но настоящие, отчаянные злодеи. <...>

Как жалобно, убито и горько выглядит помещение, если покинуть его на несколько дней. <...>

Огонь лампы, по недостатку керосина, начал коптить стекло. Я потушил его. Теперь на кухне единственным освещением было пламя плиты, светившееся из топки дрожащим четырехугольником.

Это живое, но полутемное освещение делало царство лунного окна блистательной страной озаренного холода. Свет луны пополам пересекал кухонный полумрак.

Можно любить одиночество, и я сокровенно люблю его, но в тот час чувство уединения стало властью нестерпимой и горькой».

Вынужденное одиночество и насильственное отлучение от родины терзало Грина. Нельзя было сравнить эту мрачную ссылку с предыдущей — в 1910 году «за проживание под чужим именем» его выслали в заштатный городок Архангельской губернии Пинегу; с ним была жена Вера, оставившая для него благополучную жизнь дочери действительного тайного советника.9 Это был расцвет их любви. Три года назад — в 1913-м — они разошлись, но Грин не расставался с портретом Веры Павловны.

В феврале, узнав о революции в России, Александр Степанович мгновенно собрался в Петроград. Поезда не ходили. Грин решил отправиться пешком — столь велико было его нетерпение. «Неизвестность происходящего в Петрограде тянула меня в столицу с силой неодолимой», — писал он через несколько месяцев в очерке «Пешком на революцию».

«Давно уже не приходилось мне предпринимать пешие путешествия, — продолжал Грин в том же очерке, — <...> но нервный заряд — громовая Петроградская новость — внезапно вернул телу всю его сухую прежнюю легкость и напряжение. Я чувствовал, что могу пройти сто, двести и триста верст, как в старые времена... Кстати сказать, до самых Озерков преследовали нас слухи самого ошарашивающего свойства. Говорили, что взорваны все мосты, что горит Коломенская часть, Исаакиевский собор и Петропавловская крепость, что город загроможден баррикадами, что движется на Петроград свирепая кавказская дивизия и что каждому человеку дают в руки ружье: "Бери и иди с нами"».

Сквозь все эти топографические и бытовые подробности ясно просвечивало общее, громогласное мнение: «Идти в Петроград — идти на верную смерть». От границы — Белоострова — Грин шел в полуобморочном состоянии — так сильна была усталость.

«Дальнейшее — до ясного, солнечного незабвенного утра в Озерках, Удельной, Ланской, Лесном и Петрограде — припоминается мною смутно, сквозь призму морозного окоченения, смертельной усталости и полного одурения... По дороге я видел: сожжение бумаг Ланского участка, — огромный, веселый костер, окруженный вооруженными студентами, рабочими и солдатами... Железнодорожные мосты, с прячущейся под ними толпой; осторожные пробеги под выстрелами пешеходов... солдаты, прокрадывающиеся к осажденным домам; иногда — что-то вдали, в пыли, в светлой перспективе шоссе, — не то свалка, не то расстрел полицейского — всего этого было слишком много для того, чтобы память связно восстановила каждый всплеск волн революционного потока. Пройдя гремящей по всем направлениям выстрелами Лесной, я увидел на Нижегородской улице, против Финляндского вокзала, нечто изумительное по силе впечатления: стройно идущий полк. Он шел под красными маленькими значками».

В годы войны Грин печатался много и суетно: одни и те же рассказы он давал в разные журналы, меняя названия, писал стихи — чаще всего слабые и, как правило, под псевдонимами — Степанов, Александров, Гриневич. Наряду с блестящими рассказами, сохраненными временем, — «Сто верст по реке», «Капитан Дюк», «Черный алмаз» — Грин пишет поделки для заработка, охотно печатающиеся мелкими, низкопробными журналами типа «Синего журнала», «Русской воли», «Солнца России».10

Однако, за десять лет литературной работы Грин стал известным писателем. Еще в 1913 году петербургское издательство «Прометей»11 выпустило трехтомное собрание его сочинений: у него был свой читатель.

«Я гимназистом ножик перочинный менял на томик Александра Грина», — писал о своем детстве Сергей Марков.

Восторженное приятие Грином революции было естественно: это была свобода — после тюрьмы и ссылок, которые он перенес. Вся страна пребывала в состоянии эйфории. Переворот совершился почти бескровно. Временное правительство даровало населению бывшей Российской империи свободу слова, печати, совести, собраний. Газеты рассказывали о жизни Николая Второго, его семьи и их приближенных: царь с князем Долгоруким расчищают дорожки в парке от выпавшего за ночь снега; дети болеют корью и скарлатиной. Из ссылок и тюрем возвращались политические заключенные, из-за границы — эмигранты. Мир был светел и справедлив. Все стали гражданами некоего хрустального дворца, в котором, наконец, воцарились Свобода, Равенство и Братство.

В конце марта «Нива» в приложении12 к двенадцатому номеру напечатала «Сказку о слепой рыбе. Для детей» А.С. Грина. Героиня ее, рыбка Струя, выросла в подземном озере:

«Когда-то, во времена седой, рыбьей старины, несколько молодых, прытких рыб, шмыгая по Теллурийскому водопаду, оборвались, чудом остались живы, и попали сквозь глубокую трещину в подземный ручей...

Глаза рыб разучились видеть. Они подернулись навсегда глухой белой пленкой; исчезло, наконец, и воспоминание о свете...

Самой молодой, самой любопытной и нервной в подземной компании была рыбка Струя. Ее прозвали так другие рыбы за быстроту и резвость ее подземного хода. <...> Вечная тьма висела проклятьем над душой Струи. <...>

Другие рыбы относились к Струе, как к существу безнадежно безумному. Они обыкновенно стояли кучей, обсуждая семейные дела, заводя никчемные споры или спали до одурения.

Но вот заговорил вулкан "Бешеный рот", сто лет дремавший неподалеку от подземного озера. Он загрохотал, затрясся, изрыгнул тучи дыма и пепла, залился огненной лавой и всколебал землю. <...>

Рыбку нашу силой перемещения воды забросило в небольшую реку, протекающую среди болот и степей».

Из болтовни зрячих рыб Струя понимает, что лишена самого главного в жизни — света.

Завидуешь? — спросил ее с берега Ночной Гном, умевший читать мысли рыб и бабочек. Он занимался починкой сломанного Колокольчика. Колокольчик охал и нервничал.

— Да замолчи ты, лиловая пустота! — вскричал Гном. — Дай же поговорить!

— Я не завидую, — сказала Струя. <...>

Как только она сказала это, Гном засмеялся, уронил с крошечного своего пальчика чудодейственное кольцо и хлопнул в ладоши. Кольцо тронуло оба глаза Струи, и рыба прозрела.

Так начала жить в светлых водах красивая и шаловливая рыбка, форель-хариус, известная всем. Эту историю составил Гном, переписывал на машинке Жук-Водолаз — и отправил в редакцию. Редактор было не поверил столь чудесной истории, но, наведя справку у свидетеля — Лилового Колокольчика, — убедился, что Гному в серьезных случаях можно и должно верить».

Добрая улыбка в этой первой детской сказке Грина, символика истории прозревшей рыбы знаменательна: по ним можно судить, сколь велики были его надежды в эти дни.

Временное правительство восстановило некогда упраздненное Петром патриаршество, и «Биржевые ведомости»13 сообщали: «2-е апреля — день Воскресения Христова. Богослужения на площадях Петрограда. Светлая заутреня в Исаакиевском соборе. Служит патриарх Тихон».

В апреле из Швейцарии по договору с Германией — через ее территорию — прибыла группа большевиков, среди них были Ленин, Радек, Зиновьев. «Биржевые ведомости» 5 апреля (18 по н. ст.) в статье «Поединок» сообщали:

«Особый и жгучий интерес заседанию Совета Рабочих и Крестьянских депутатов придал словесный поединок только что прибывшим на русскую почву Ленина и Церетели.

Глава русского большевизма дал генеральный бой своим противникам и, несмотря на всю проявленную им талантливость, проиграл.

Ленин с 1906 года не изменился — <...> та же картавая речь и своеобразное красноречие, направленное к тому, чтобы захватить власть и стать во главе международной революции.

Эта схема, как совершенно правильно заметил один из ораторов, ясно и открыто водружает знамя гражданской войны между отдельными слоями демократии...

Революция до сих пор протекает бескровно. Если гражданской войны нет, надо ее выдумать, и, вообще, если русская революция не похожа на французскую, то она явно нуждается в поправках».

Боязнь кровопролития, гражданской розни охватило всю страну.

В журнале «XX век»14 за 13 апреля напечатано стихотворение Грина «Колокола», которое кончается строками: «Чтоб вас жестокая вражда // Не поразила силой властной».

Первого мая министром иностранных дел Временного правительства Милюковым была направлена нота, адресованная союзникам, о готовности России продолжать войну.

«Биржевые ведомости» 24 апреля (7 мая) в заметке «Убитые и раненые» писали: «По свидетельству петроградского градоначальника вчера, около 9-ти часов вечера, во время демонстрации вооруженных рабочих-ленинцев на Невском проспекте и Садовой произошло столкновение, давшее кровавые результаты: убито трое солдат и шесть тяжело ранены». В том же номере газеты корреспондент Пасынков пишет: «Как подняла, взъерошила ленинская тактика, в основе талантливая и честная, но столь опасная в эти дни, дышащие кровью, как двинула она несчетные толпы. Что будет завтра?»

Поводом для майской демонстрации была нота Милюкова. Министр иностранных дел был вынужден уйти в отставку. В Россию из Канады вернулся Троцкий. Он заявил, выступая на Всероссийском съезде Рабочих и Солдатских депутатов: «Мы не боимся кровопролития!»

Четырнадцатого июня город Кронштадт, после посещения его частей Троцким и Луначарским, заявил о своем выходе из подчинения Временному правительству: он становится республикой, возглавляемой Советом Рабочих и Солдатских депутатов. На газетных полосах появляется тема «Кронштадской республики». Неотвратимо приближалась Гражданская война.

Грин в это время стал сотрудником петроградской газеты «Свободная Россия»,15 редактором которой был Куприн, а издателем — Петр Пильский, журналист, человек еще молодой, необыкновенно, ярко красивый. Куприн — старый друг Грина, вероятно, и пригласил его в газету; это был орган левых эсеров. «Мы стоим под новонародническим флагом, — сообщает редакция в первом номере, — понимая под этим группы, объединенные программой социалистов-революционеров. Воспитанные на идеях Герцена, Михайловского и Чернышевского, мы исповедуем, что своеобразные условия российского развития не могут быть уложены в прокрустово ложе марксистских догм развития капитализма».

Так Грин снова соприкоснулся с партией эсеров, членом которой он стал в 1902 году, а в 1905-м вышел, не приняв кровопролития, связанного с террористическими актами. Содружество писателя с газетой продолжалось недолго: Грин печатался в ней всего месяц — с конца мая по конец июня. Газета же просуществовала до октября.

Тридцатого мая в «Свободной России» был напечатан рассказ в стихах «Ли», написанный Грином по просьбе Александра Ивановича Куприна и ему же посвященный. Из доброго, ироничного волшебника Ли, чье кредо — милосердие, возник позже столь любимый Грином герой его рассказов — таинственный, гротескный Бам-Гран.

Как позабыть его лицо?
Оно светло; глаза
Улыбкой странною блестят,
Но нет тревоги в них,
Как будто истина навек
Принадлежит ему.

Два миллиарда человек
По безднам мчит Земля,
И к каждому приходит Ли
С улыбкой короля,
Власть терпеливую свою
С Хозяином деля.

Она — проста на первый взгляд,
Но очень мудрена,
Когда захочет человек
Умом ее понять;
Ну, кто научно объяснит
Движенье сердца — мне?

Душа живого сердца — Ли,
Вот кто такой он есть.
Когда приходит он — тебе
Приятно и легко.
На знамени его всегда
Написано: «Привет!»

О добрых чудесах, совершенных волшебником, рассказывает герой «Ли» простодушный, старый моряк Биг. Снова тревожное напоминание о доброте, о милосердии? Люди, опомнитесь, всмотритесь в лица друг друга, вы — братья!

В первых числах июня газета из номера в номер печатала короткие рассказы Грина («Оргия», «Самоубийство», «Враги», «Человек с дачи Дурново»). Писатель предпослал серии предисловие: «От автора. Нас давно прельщала безобразнотрудная задача: написать рассказ (или несколько рассказов) с таким расчетом, чтобы весь, вполне законченный сюжет его разработано уместился в 15-ти — 20-ти строках. Это не гимнастика слова. Современная мысль, разбросанная в ужасных мировых потрясениях, запойно длящихся уже несколько лет подряд, едва ли полностью вдохновит на самый прекрасный роман, самую ароматную поэму, если они выходят за пределы пятисот строк. Там краткость — аскетическая краткость — была бы принята за насмешку. Провинциал (да простит он нас!) читает только то, что написано; содержание междустрочия ему в тягость. Наш ученический опыт имеет в виду — пока что — людей нервной спазмы, мастеров понимания. Всё это, наверное, — несвоевременно и не относится к кронштадской республике. Но мы пользуемся свободным отношением этой газеты к писательскому труду — в лице ее редакторов — А.И. Куприна и П.М. Пильского».

Содержание рассказов можно изложить в нескольких словах: вражда людей бессмысленна перед величием природы («Враги»), высотой искусства («Оргия»), любовью («Самоубийство»).

О даче бывшего министра внутренних дел Дурново, которую захватили анархисты, ежедневно сообщалось в питерских газетах. Рассказ Грина «Человек с дачи Дурново» начинался следующим предложением: «Сидя на стуле Вампир во дворце сторонника старого режима, я вместе с Оловянной Пуговицей и Пришей-Спереди занимался решением вопроса об уничтожении кокосового молока на островах Фиджи, считая сие молоко роскошью буржуазных дикарей».

Пора иллюзий прошла. Революция оборачивалась фарсом. Фарс грозил обернуться трагедией, что не заставило себя ждать.

Примечания

1. ...бывшему члену партии эсеров... — В 1902 г. А. Грин стал членом партии социалистов-революционеров (эсеров) и активно занимался революционной работой до своего ареста в Севастополе в ноябре 1903 г. После освобождения из тюрьмы, в октябре 1905 г., его сотрудничество с эсерами практически сошло на нет и полностью прекратилось к 1908 г.

2. ...побеги из армии, ссылок, тюрем... — В марте 1902 г. А. Грин поступил на службу рядовым в 213-й Оровайский резервный батальон г. Пензы, откуда бежал в конце ноября того же года. После ареста в ноябре 1903 г. пытался бежать из Севастопольской и Феодосийской тюрем. В январе 1906 г. был арестован в Петербурге «по подозрению в знакомстве с лицами, скомпрометированными в политическом отношении» и, после пребывания в тюрьме, в июне того же года отправлен в ссылку в г. Туринск Тобольской губернии, откуда вскоре бежал.

3. ...Артур Грэй... — Герой повести «Алые паруса».

4. ...Ассоль. — Героиня повести «Алые паруса».

5. ...Гарвей. — Герой романа «Бегущая по волнам».

6. ...Фрези Грант... — Героиня романа А. Грина «Бегущая по волнам».

7. ...Дэзи. — Героиня романа «Бегущая по волнам».

8. ...в глухой деревне. — В конце октября 1916 г. А. Грин был удален полицией из Петрограда за непочтительный отзыв о царе в общественном месте. Он выбрал для жительства ст. Лоунатйоки, в 72 верстах от Петрограда.

9. ...действительного статского советника. — Имеется в виду Абрамов Павел Егорович, чиновник Государственного контроля.

10. ...журналами типа «Синего журнала», «Русской воли», «Солнце России». — «Синий журнал» — еженедельный журнал, выходил в 1900—1916 гг. «Русская воля» — ежедневная газета, основанная министром внутренних дел А.Д. Протопоповым. Выходила в Петрограде с 15/28 декабря 1916 г. по 25/7 ноября 1917 г. Редактор — А.В.Амфитеатров. «Солнце России» — еженедельный литературно-художественный и юмористический иллюстрированный журнал, издавался товариществом издательского дома «Копейка» в Петербурге с 1910 по 1918 гг. Редактор А.Э. Коган.

11. ...«Прометей»... — Издательство в Петербурге, существовало в 1907—1916 гг., выпускало книги социального и философского содержания.

12. ...«Нива» в приложении... — Еженедельный иллюстрированный литературно-художественный и научно-популярный журнал. Выходил в Санкт-Петербурге /Петрограде в 1870—1918 гг. в издательстве А.Ф. Маркса. С 1891 г. в качестве бесплатного приложения к журналу издавались сборники и собрания сочинений русских писателей.

13. ...«Биржевые ведомости»... — Газета биржи, финансов, торговли и общественной жизни. Организована из «Биржевого вестника» и «Русского мира» С.Н. Проппером 1 ноября 1880 г., редактор — П.С. Макаров. С ноября 1885 г. выходила ежедневно, с 1895 г. стали выходить утренний и вечерний выпуски, издание прекратилось в 1917 г.

14. В журнале «XX век»... — Дореволюционный еженедельный журнал, выходивший в издательстве И. Богельмана.

15. ...петроградской газеты «Свободная Россия»... — Выходила в 1917 г. под ред. А.И. Куприна.

Главная Новости Обратная связь Ссылки

© 2024 Александр Грин.
При заимствовании информации с сайта ссылка на источник обязательна.
При разработки использовались мотивы живописи З.И. Филиппова.