А.О. Ключерова. «Психолингвистический аспект метафор А.С. Грина»

Очевидно, что построение любой метафорической конструкции осуществляется посредством мыслительных операций: мы подбираем нужные слова и «облекаем» в них метафоры. Дж. Лакофф и М. Джонсон в книге «Метафоры, которыми мы живём», пишут о том, как метафора структурирует мышление, и о зависимости картины мира и поступков человека от метафор, которыми он мыслит. Значит, мышление и метафоры, возникшие в результате этого процесса и постоянно присутствующие в человеческом сознании, влияют друг на друга. Тем не менее, в основе метафоры всегда лежит образ, создание которого немыслимо без участия чувств, как высших, так и низших. И именно им обязана своим зарождением любая метафора. Суть метафоры, по словам основателей когнитивной теории метафоры Дж. Лакоффа и М. Джонсона, — это «понимание и переживание сущности одного вида в терминах сущности другого вида» [Лакофф, Джонсон 2004: 27]. И слово «переживание» в данном определении не менее важно, чем «понимание».

Когда мы не создаём, а только воспринимаем чью-то метафору, включаются те же механизмы, что задействованы и при её порождении, только в другом порядке: при помощи мыслительных операций мы распознаём метафору, но вполне понимаем, только когда переводим её на чувственный план. Следовательно, мы можем говорить о тесной взаимосвязи и взаимовлиянии мыслей и чувств при создании и распознавании метафоры.

Идея этой взаимосвязи присутствует и в объёмной метафорической конструкции из «Бегущей по волнам» А.С. Грина: А над гаванью — в стране стран, в пустынях и лесах сердца, в небесах мыслей — сверкает Несбывшееся — таинственный и чудный олень вечной охоты [Грин 1994 т. 4: 13]. Остановимся на этом отрывке.

Несмотря на то, что в начале предложения дано, казалось бы, вполне определённое указание на «местоположение» Несбывшегося в реальном мире (над гаванью), из далее следующего контекста, благодаря цепочке последовательно нанизанных друг на друга метафор, читатель понимает, что речь в данном тексте идёт вовсе не о реальном, а о внутреннем мире героя. Именно в нём и существует Несбывшееся. Посредством метафоры страна стран внутренний мир осмысляется как самая главная, самая важная для человека страна. В этой стране гармонично соединены ментальное и чувственное, на что указывают метафоры в пустынях и лесах сердца, в небесах мыслей. Кроме того, в этих двух метафорах содержится и пространственное противопоставление верх (небеса) — низ (пустыни и леса). Вероятно, оно выражает авторскую мысль о том, что если мысли человека могут «витать в облаках», то чувства, метафорой которых является слово «сердце», как бы возвышенны они ни были, не способны полностью «оторваться» от земного, так как в их основе всегда лежит реакция человека на события, происходящие в реальном мире.

Именно потому, что порождение и восприятие метафоры связаны с работой органов чувств, реагирующих на сигналы внешнего мира, её рассматривают как психофизическое явление.

В современной науке существует такое понятие, как «синестетическая метафора». В психологии синестезия — это одновременное восприятие или способность человека при раздражении одного из органов чувств испытывать ощущения, свойственные другому [Experimental Psychic. Синестезия: Электронный ресурс]. Различают слуховую, зрительную, вкусовую синестезию и прочие её типы, в том числе комбинированный. По мнению В.П. Белянина, синестезия есть «универсальная форма доязыковой категоризации, обеспечивающая обобщения на уровне организма» [Белянин 2000: 84]. С лингвистической точки зрения синестезия — это «употребление слова, значение которого связано с одним органом чувств, в значении, относящемся к другому органу чувств» [Григорьева 2004: 23—24]. Основанные на синтезе ощущений, синестетические метафоры отражают комплексный характер восприятия окружающего мира в его единстве и гармонии. Они присутствуют и в нашей повседневной речи: кричащие тона, мягкий свет. Но наиболее ярко синестезия проявляется в индивидуально-авторских метафорических конструкциях. В произведениях А.С. Грина синестетические метафоры — одни из наиболее употребительных, излюбленных писателем. Например, в нижеприведённом отрывке из романа «Блистающий мир» они употребляются трижды:

Уже по внешности обычно-спокойная, она рассматривала его лицо; остановилась на беспечной линии рта, решительном выражении подбородка, темных усах, массивном лбе, полном высокой тяжести, и заглянула в глаза, где, темнея и плавясь, стояло недоступное пониманию. Тогда, во время не большее, чем разрыв волоска, все веяния и эхо сказок, которым всегда отдаём мы некую часть нашего существа, — вдруг, с убедительностью близкого крика глянули ей в лицо из страны райских цветов, разукрашенной ангелами и феями, — хором глаз, прекрасных и нежных [Грин 1993 т. 2: 42].

Так как в лексическом значении прилагательного массивный содержится компонент «тяжесть», данное определение к существительному «лоб» является метафорическим эпитетом. Дальнейшее развёртывание метафоры (полном высокой тяжести) только подтверждает эту мысль. Высокая тяжесть — это думы главного героя, Друда, которые возвышенны, но тяжелы, потому что думы эти — о судьбах мира. Таким образом, перед нами состоящая из двух метафорических конструкций развёрнутая синестетическая метафора: воспринимаемое органами зрения передаётся как тактильное ощущение (тяжесть). Следовательно, налицо проявление осязательной синестезии.

В метафоре хор глаз отразилась слуховая синестезия (зрительное ощущение описывается как слуховое, благодаря лексеме хор). Между тем все рассмотренные нами метафоры используются автором с целью создать портрет Друда (в том числе и даже в большей степени — психологический) и в то же время — передать то впечатление, какое произвёл Друд на Руну — героиню романа.

Вот ещё примеры использования А.С. Грином синестетических метафор:

Странный, резкий и яркий, как блеск молнии, аромат коснулся моего сердца... (зрительная синестезия — А.К.) [Грин 1994 т. 4: 571]; Дей, мягко улыбаясь (осязательная синестезия — А.К.), продолжал ровным, весёлым голосом... (зрительная и осязательная синестезия одновременно — А.К.) [Грин 1994 т. 4: 504]; Дом стоял в нижнем конце улицы, близ гавани, за доком, — место корабельного хлама и тишины, нарушаемой, не слишком назойливо, смягченным, по расстоянию, зыком портового дня (осязательная синестезия — А.К.); То был грузный человек с лицом кавалериста и тихими, вытолкнутыми на собеседника голубыми глазами (слуховая синестезия — А.К.) [Грин 1994 т. 4: 6]; Он засмеялся, но смех был нестерпимо пронзителен (осязательная синестезия — А.К.) и фальшив, и все содрогнулись, увидев глаза хозяина; Раздался сухой треск (осязательная синестезия — А.К.), и чёрный кружок рассыпался на мелкие куски [Грин 1994 т. 4: 509].

Как видно из приведённых примеров, при построении метафор А.С. Грин обращается к различным видам синестезии — слуховой, зрительной, осязательной, но последний её тип наиболее распространён в творчестве этого автора. Именно благодаря осязательной синестезии читатель может глубже прочувствовать метафору: образы, лежащие в её основе, словно касаются его, «проходят» через него.

Таким образом, метафора способствует развитию читательской эмпатии (эмпатия — «осознанное понимание внутреннего мира или эмоционального состояния другого человека» [Глоссарий. Психологический словарь: Электронный ресурс]. Так, по мнению А.К. Михальской, метафора — «основное средство изображения душевной, духовной, эмоциональной жизни человека, "ненаблюдаемых миров" его внутренних переживаний» [Михальская 2007: 245]. Можно сказать, что метафора — «ключ» к внутреннему миру персонажа. Например, в рассказе «Новогодний праздник отца и маленькой дочери» А.С. Грин при помощи выделенных метафор показывает, что значила для учёного Эгмонда Дрэпа его научная работа, которой он посвятил пятнадцать лет жизни: Для него была подобна она радуге, скрытой пока туманом напряженного творчества, или же видел он её в образе золотой цепи, связывающей берега бездны; ещё представлял он её громом и вихрем, сеющим истину. Он и она были одно [Грин 1994 т. 4: 565].

И, когда дочь учёного по неосторожности сжигает плоды его многолетнего труда, автор описывает душевное состояние героя посредством развёрнутой метафоры: Мрак хватил его по лицу и вырвал сердце [Грин 1994 т. 4: 567].

Частое употребление метафор в прозе А.С. Грина, вероятно, связано со способностью метафоры фиксировать в художественном тексте доминантную эстетическую эмоцию. Так, разочарование в муже и обида, вызванная его изменой, в рассказе «Ксения Турпанова» находят выражение в развёрнутом метафорическом описании глаз главной героини: Но говоря это, он чувствовал, что обращается к чужой, случайно зашедшей сюда женщине, пристальные, отталкивающие его глаза жены (осязательная синестетическая метафора — А.К.) были теми новыми глазами человека, которыми он смотрит раз в жизни и, осмыслив её по-новому, умирает верно, просто и стремительно для всех, кроме себя [Грин 1994 т. 4: 412].

Кроме того, данная метафорическая конструкция не только передаёт целостное восприятие мира (как это делает синестетическая метафора), но и способствует целостному восприятию текста. Ведь, слушая или читая текст, мы постигаем его смысл, не вычленяя значения отдельных языковых единиц, но воспринимая текст полностью, как сложное единство. Метафора, сочетающая и преобразующая смыслы сразу нескольких слов, участвует в процессе смыслообразования.

Приведённая объёмная метафора одновременно организует текст внутренне — на смысловом уровне и внешне — на уровне грамматики. Следовательно, метафора в прозе А.С. Грина выполняет и текстообразующую функцию. Безусловно, гриновской метафоре присущи все особенности, о которых пишет В.К. Харченко: «эффект текстообразования — это следствие таких особенностей метафорической информации, как панорамность образа, большая доля бессознательного в его структуре, плюрализм образных отражений» [Харченко 1992: 23—25].

Также метафора, опять же благодаря «зашифрованной» в ней доминантной эстетической эмоции, способна проникать на самый главный уровень художественного текста — идейно-тематический. Так, в романе А.С. Грина «Дорога никуда» метафора заключает в себе основную мысль всего романа: Что, милая, беззащитно сердце человеческое?! А защищённое — оно лишено света, и мало в нем горячих углей, не хватит даже, чтобы согреть руки [Грин 1994 т. 5: 241].

В рассказе «Таинственная пластинка» ключевая метафора цвет души находится в сильной позиции — в конце произведения: Но что бы это ни было — обман чувств или явление неоткрытого закона, я сохраню на память эту частицу; её цвет всегда будет напоминать о цвете души нашего милого хозяина, которого теперь так заботливо уводит полиция! [Грин 1994 т. 4: 509]. Если учесть, что упомянутая в отрывке «частица» — кусочек разбившейся чёрной пластинки, то смысл выделенной метафоры станет понятен. По сюжету, именно эта пластинка помогает разоблачить убийцу. Нельзя не отметить также, что данное словосочетание благодаря своей перекличке со стёршейся языковой метафорой чёрный замысел, употреблённой в начале рассказа, является средством создания кольцевой композиции: В тот вечер ничто в наружности Беневера не указывало на его чёрный замысел [Грин 1994 т. 4: 505].

Следует отметить и оценочную функцию этих взаимодействующих метафор, ведь под словом чёрный подразумеваются низшие человеческие чувства — зависть, ненависть, злоба и т. д.

Безусловно, индивидуально-авторские метафоры представляют интерес и с точки зрения психологии творчества, ведь они помогают нам лучше понять и душевный мир их создателя. Так, являющийся метафорой афоризм А.С. Грина «жизнь — это черновик выдумки» [LiveLib: Электронный ресурс], на наш взгляд, даёт представление о том, как в сознании писателя соотносились действительность и его собственная реальность, и объясняет, почему в творчестве этого автора внутренняя жизнь героя — всегда на первом плане. Подчёркивая её значимость, А.С. Грин, подобно романтикам XIX столетия, уделявшим в своих произведениях особое внимание снам (сон в романтизме — символ истины [Грязнова 1996: 60]), также обращается к изображению изменённых состояний сознания — видений, бреда, помешательства и т. д., которые в романе «Блистающий мир» резонёр Грантом именует «подлинными реальностями».

Таким образом, метафоры А.С. Грина (особенно синестетические, преимущественно осязательного типа) способствуют развитию читательской эмпатии; выполняя в произведении множество функций, помогают воспринимать текст как сложное единство, а также дают представление о некоторых психологических особенностях и взглядах их создателя.

Литература

Белянин В.П. Введение в психолингвистику. — М., 2000.

Григорьева О.Н. Цвет и запах власти. Лексика чувственного восприятия в публицистическом и художественном текстах. — М., 2004.

Грин А.С. Собр. соч.: В 6 т. — Екатеринбург, 1993—1994.

Грязнова А.Т. Русская романтическая сказка («Городок в табакерке» В.Ф. Одоевского) // Русский язык в школе. 1996. № 6.

Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живём. — М., 2004.

Михальская А.К. Русский язык: Риторика. 10—11 классы. — М., 2007.

Харченко В.К. Функции метафоры. — Воронеж, 1992.

Experimental Psychic. Синестезия [Электронный ресурс]. — https://experimental-psychic.ru/sinestezia/

Глоссарий. Психологический словарь [Электронный ресурс]. — http://www.psychologies.ru/glossary/27/empatiya/

LiveLib [Электронный ресурс]. — https://www.livelib.ru/quote/570290-aleksandr-grin-aleksej-varlamov