Ю. Беликов. «С татуировкой шхуны на груди»

23 августа исполняется 135 лет великому русскому писателю Александру Грину, чей памятник установлен на берегу речки Архиповки в Чусовском этнографическом парке.

«Как странно! — всплеснёт руками неосведомлённый читатель. — Ведь Грин — это Крым, Феодосия. Ну, в крайнем случае, Вятка...» Действительно, в Кирове (Вятке) есть набережная Грина и небольшой музей. На вятской земле Александр Грин родился. В Феодосии установлен бюст автору «Алых парусов». И тоже существует музей.

Здесь Александр Степанович провёл последние годы жизни. И всё-таки пермская и чусовская земля для него — наособицу. Это родина творческого импульса.

В «Автобиографической повести», написанной уже в крымский период, Александр Степанович отмечает, что 23 — счастливая для него цифра. 23-го числа (в августе) он родился, 23-го — день свадьбы с Ниной Николаевной и на 23-е же выпадает отсчёт его уральской одиссеи. Стало быть, период, полный мытарств и испытаний, градостроитель Зурбагана и Лисса по прошествии времени называет счастливым. Почему?

Существует легенда, которую поддерживал основатель Чусовского этнопарка Леонард Дмитриевич Постников, что ушлые контролёры в районе станции Чусовская ссаживают юношу с поезда за безбилетный проезд. Но это его особо не удручает — он воодушевленно шагает по шпалам в сторону Пашии, наслушавшись рассказов, что где-то там, на глухих таёжных речках, мужики намывают золото.

Чем только не занимается Грин в пору своих скитаний по Уралу! Работает плотогоном на реке Вижай, выкачивает воду из шурфов на Шуваловских приисках, подвозит руду к Пашийской домне, валит лес... Вот тут-то, на валке леса, он подружился с дроворубом богатырского телосложения Ильёй. Илья обучил Александра премудростям первого надпила и забивания в него клиньев. Взамен же вечерами вятский пилигрим рассказывал в лесной избушке богатырю сказки.

Вот свидетельство: «Илья был моей постоянной аудиторией, — вспоминает Грин. — Неграмотный, он очень любил слушать, а я, рассказывая, увлекался его восхищением. За две недели я передал ему весь свой богатый запас Перро, братьев Гримм, Афанасьева, Андерсена. Когда же запас кончился, я начал импровизировать и варьировать по способу Шахерезады».

Не в Вятке, не в Феодосии, не в Киеве и не в Москве — Грин как писатель начался здесь, на Урале. А если брать уральскую конкретику, то это Горнозаводская ветка — Пашийско-Чусовской куст. А разбудил в Александре позднее развившуюся страсть к сочинительству простой русский мужик Илья. Вот почему в этнографическом парке есть тропа Грина, ведущая через заросли к месту, где воссоздана атмосфера лесного житья-бытья будущего писателя.

Мало кто знает, что первые рассказы Грина, публиковавшиеся в дореволюционной прессе, насквозь реалистичны, хоть и наполнены романтикой бродяжничества. Но и последующие, уже фантазийные образы и персонажи, несут отсвет поглощённого авторской памятью того человеческого колорита, который, как золотой песок в ракушку, запал в душу писателя во время его прикамских приключений.

Когда Саша Гриневский возвратился из Перми в Вятку, отец начал расспрашивать сына о его путешествии. Александр отвечал с достоинством сочинителя, пользующегося успехом у «постоянной аудитории»: мол, сперва он влился в разбойничью шайку, даже почти договорился с напарником убить и ограбить старуху, пустившую их на постой, потом в лесу намыл много золота и... промотал его в кутежах. Иными словами, жил да был Саша Гриневский, а из уральских дебрей воротился Грин.

Вот почему недалеко от железнодорожной насыпи, вдоль которой когда-то шёл ссаженный с поезда за безбилетный проезд юный кладоискатель (а уместен ли билет в страну «Алых парусов»?), великий подвижник Чусовского края Леонард Постников по проекту скульптора Виктора Бокарева установил гранитный памятник Александру Грину. Кстати сказать, памятников автору «Бегущей по волнам» — раз-два и обчёлся. А изваяний молодого Грина вообще до сей поры не было.

Памятникам, как и людям, тоже свойственно оглядываться. Когда Саша Гриневский возвратился из Перми в Вятку, отец начал расспрашивать сына о его путешествии. Александр отвечал с достоинством сочинителя, пользующегося успехом у «постоянной аудитории»: мол, сперва он влился в разбойничью шайку, даже почти договорился с напарником убить и ограбить Грин прорывался из гранита на моих глазах. Бывший чусовлянин, живущий в подмосковном Жуковском, ученик Эрнста Неизвестного Виктор Бокарев показывал мне тогда свой выполненный в глине проект: будущий писатель стоит на фоне прибрежной чусовской скалы, а на его плече — словно материализовавшееся воспоминание об Урале, ручной ястреб, в действительности живший в домике крымского затворника.

По мере вызволения Грина из камня, в котором пришлось участвовать пермскому скульптору Радику Мустафину, претерпел изменения и проект. Ястреб взвился с плеча в небо и растворился там в поисках добычи, зато у ног памятника проступил завиток речной ракушки...

Первоначально Грин высился у клуба «Алый парус» на правом берегу Архиповки, где расположилась школа олимпийского резерва «Огонек». И, казалось, здесь ему и место. В клубе собирались воспитанники школы на зов поэтического слова и гитарных аккордов приезжавших сюда творцов. Но со временем памятник всё чаще и чаще стал оглядываться на противоположный берег, где, отражаясь в воде, ниспадающей маленьким водопадиком, под тем самым железнодорожным полотном таинственно зеленел тоннель, над сводом которого проступала выложенная в камне дата: 1911. Через десять лет, как по этим путям прошел 19-летний Саша Гриневский, был прорублен проход (на современном языке — прокол), сквозь который побежала речка Архиповка.

Вот что сказал о «тоннелях в творчестве самого главного романтика XX-го века» однажды выступавший у памятника пермский поэт Анатолий Субботин:

— У Грина — маска, что он — романтик. На самом деле он глубже и шире, чем "Алые паруса". Вспоминаются его «Психологические новеллы». В одной из них описывается заброшенный банк образца 1925-го года. Герой блуждает по этому банку в поисках съестного. Потом у него начинаются глюки: он видит крыс. Их много. Они хорошо едят и грабят друг друга. Не чувствуете? Это — цитата из нынешнего дня. То есть Грину были открыты такие пространсвенно-временные тоннели, что через них вливались времена, в которых мы сегодня живём и в которые, быть может, ещё забредут наши дети и внуки...

Как верно угадал интуитивный, прозорливый Постников: переместить памятник Грину к старинному тоннелю! Потому что нам ещё предстоит по-настоящему прочитать великого русского писателя Александра Степановича Грина, умершего в 1932-м году в забвении и нищете и отрекомендованного Большой советской энциклопедией «реакционером, мистиком и космополитом». Как написал сибирский поэт Сергей Марков, лично знавший «архитектора» Зурбагана и Лисса:

Скорей звоните вилкой по графину.
Мы освятим кабак моею тризной.
Купите водки Александру Грину,
Непонятому щедрою отчизной!

Странное дело, но с той поры нигде в России не было памятника Грину в полный рост. Поэтому символично, что Александру Степановичу суждено было расправить гранитные плечи именно там, где его впервые посетил дар Божий.