Берегите единственных

Отличая многих, берегите единственных.

Была в моей судьбе полоса Александра Грина, как еще раньше — увлеченье Майн Ридом и Фенимором Купером.

Гриновская полоса походила на луч прожектора, когда только и свету, что этот луч, скользящий по звездам, расширяясь и пропадая, — дорога никуда, в нездешнюю страну приключений.

Майн Рид и Фенимор Купер остались в наивном детстве, гриновский луч неожиданно вспыхнул заново: оказалось, дорога вела вовнутрь, к состояниям души, высвечивая, по слову романтика, «все лучшее человека».

Обычно книга писателя воспринимается нами как изображение реальной жизни, сквозь которое, однако, просматривается личность автора. В необычных созданиях Грина искусство другого рода: они — будто раскрытый окнами авторский внутренний мир, в арабесках вымысла, за которыми угадываются видения живой жизни.

Картина художника, рисующего, скажем, природу, это лес, небо, а где-то с краю, как плод фантазии, может быть дописано озеро, которого не видно перед мольбертом; у Грина озеро на весь холст, оно держит в себе и свой лес, и свое небо, отражая их по законам волнующегося зеркала.

Гриновский романтизм в литературе — явление, можно сказать, единственное, так же, как творческая судьба самого автора. Книги малоизвестного беллетриста начала века расходятся сегодня куда шире, чем при его жизни. О личности писателя знают меньше: из неоконченной «Автобиографической повести», из отдельных работ гриноведов, из опубликованных воспоминаний близких ему людей. Нужда в популярных повествованиях очевидна.

С подспудной мыслью побродить гриновскими тропинками последнего года его жизни переехал я на несколько лет в Старый Крым, в соседство мемориального домика, могилы под разросшейся алычой, да еще каменной пирамидки на вершине холма, где ежегодно 23 августа, в день рождения писателя, молодые люди разворачивают символический «Алый Парус».

В предлагаемых рассказах о Грине есть и его прямая речь. Но думать и говорить за Грина или «под Грина» я не решался: это все-таки Грин, не сосед по лестничной клетке. Его мысли и фразы так или иначе перешли сюда со страниц его книг, его писем и записных книжек; помогли свидетельства современников, книга воспоминаний Н.Н. Грин и материалы из архивов.

Написать об Александре Степановиче Грине подталкивало, кроме всего прочего, еще одно личное обстоятельство, о котором рассказано в главе «Последний лучник».