III.III. Хронотоп Мира

Начиная свою страну с произведения «Остров Рено», Александр Грин сразу же «вписывает» ее в реальный мир: в ночном небе виден Южный Крест. Эта деталь позволяет нам определить месторасположение острова: где-то около берегов Австралии. Впрочем, во втором рассказе («Колония Ланфиер», 1910), когда только-только начинает открываться Гринландия, она так же тесно связана с реальным миром. Барок, следующий куда-то в Европу из Голландии, приходит к берегам колонии.

Завязка «Острова Рено» тоже говорит нам о многом. На первых страницах рассказа мы узнаем, что корабль уже стоит недалеко от острова. И, хотя затем становится ясно, что остров незнаком команде корабля, сам момент внезапного открытия отсутствует. У читателя возникает ощущение, что остров был всегда на этом месте, что он существовал и существует с давних времен, а упоминание в тексте Цейлона и Зеландии только подтверждает это.

Так будет и в дальнейших произведениях. Читатель никогда не получает каких-либо намеков на то, что страна на самом деле не существует. Даже в рассказе «Фанданго», где герой совершает «переход между мирами», ни он сам, ни его жена не видят в этом ничего удивительного или нереального. Напротив, его жена, резюмируя, говорит так: «Очень понятно! Все перевернулось и в перевернутии оказалось на своем месте!» (V, 494).

Грин старательно избегает точных географических указаний, но зачастую упоминает тот или иной реальный топоним, известный читателю. Таким образом, анализируя все произведения в целом, можно сделать вывод, что в воображении Грина его страна располагалась где-то недалеко от южной морской границы Китая. Подтверждением этому может служить рассказ «Дьявол Оранжевых вод» (1913). Герой направляется из Австралии в Китай на пароходе, его высаживают в Порт-Мель (он едет без билета). И он спускается по реке Адаре вниз до города Сан-Риоля, откуда, «поступив матросом на "Южный Крест", и поплыл в Шанхай» (II, 405).

В. Сандлер отмечает: «Совершенно не случайно, нигде в точности не указав координат долготы и широты Гринландии, писатель, как о само собой разумеющемся, писал, словно "путая" реальность с вымыслом, о путешествии из Марселя в Гертон или из Зурбагана в Москву»¹. С помощью различных деталей, Грин добивался того, что «так называемая "Гринландия" <...> вписывалась в реальную карту Земли»².

Верно это и не только для всей страны, но также для отдельных городов. Широко известны слова Н.Н. Грин: «...красота города [Севастополя] и его своеобразие вошли в него настолько, что послужили прообразом его, Грина, городов — Зурбагана и Лисса»³. С другой стороны, не только от образа черноморского побережья и Севастополя отталкивался писатель. Необходимо учитывать, что черты городов средней полосы России, в том числе родной Вятки явственно проглядывают, как минимум, в Зурбагане.

Таким образом, реально существующий мир накладывается на придуманную Грином страну вне пространства и времени, обретая причудливые формы, что тоже является хронотопичным явлением.

Из-за всего этого возникает ощущение, что «страна создана из органического сплава реального и нереального, где ничто нельзя разъять и поменять местами»⁴.

Несмотря на все вышесказанное, важно учитывать, что Гринландия не становится настоящей, хотя ее и можно «расположить» в реальном мире. М.М. Бахтин указывает на то, что «между изображающим реальный миром и миром, изображенным в произведении, проходит резкая и принципиальная граница»⁵. Так же он подчеркивает, что «об этом никогда нельзя забывать, нельзя смешивать, как это делалось и до сих пор еще иногда делается, изображенный мир с изображающим миром (наивный реализм), автора — творца произведения с автором-человеком (наивный биографизм), воссоздающего и обновляющего слушателя-читателя разных (и многих) эпох с пассивным слушателем-читателем своей современности (догматизм понимания и оценки). Все подобного рода смешения методологически совершенно недопустимы»⁶.

С другой стороны, недопустимо и представлять эту границу как что-то непреодолимое, ведь произведение, изображенный в нем мир и реальный мир являются, фактически, симбиотической структурой. Как пишет Бахтин, «произведение и изображенный в нем мир входят в реальный мир и обогащают его, и реальный мир входит в произведение и в изображенный в нем мир как в процессе его создания, так и в процессе его последующей жизни в постоянном обновлении произведения в творческом восприятии слушателей-читателей. Такой процесс можно назвать творческим хронотопом, именно во время него и совершается особая жизнь произведения»⁷.

В случае с Гринландией отчетливо заметно, что сама страна разделяется на два мира — а, значит, в нее смело можно «вписывать» два различных хронотопа, постоянно пересекающихся и взаимодействующих, но все же различных. Грин разделяет эти миры не по критериям «фантастика-реальность», а по духовному расслоению героев. Одну страну населяют любимые персонажи писателя, воплотившие его представления о должном в человеке. Другая страна — та символическая «упрямая страна дураков», где ходят, «выпячивая грудь», с ножами за пазухой, где царят «свои нравы, мировоззрения, свой странный патриотизм»⁸.

В Гринландии есть богатые и бедные, власть имущие и не имеющие никаких прав. Отчетливо видно, что мир, созданный Грином «отнюдь не радужен... подчинен той же власти чистогана, которой была подчинена и реальная действительность»⁹. Очень наглядным примером здесь могут служить «Алые паруса»: мир Каперны, с его грубыми, приземленными жителями сталкивается с миром Ассоль и Лонгрена; и, в противовес этому, мир юного Грэя пересекается с миром его родителей, являющихся «надменными невольниками своего положения» (III, 22).

Создавая страну, как мы уже писали выше, по законам логики, Грин следует ей и в устройстве социальной модели Гринландии. Он достаточно достоверно передает главные конфликты и противоречия в обществе того времени, при этом один из основных конфликтов — «конфликт между романтической мечтой и здравым смыслом "мещанина"»¹⁰.

По словам Медведевой, мир Гринландии, хотя и вымышленный, сохраняет «тем не менее антагонизм богатства и бедности, социальные контрасты, репрессивные механизмы государственной машины и т. д»¹¹.

С другой стороны, Гринландия остается страной сказочной, а потому в ней появляются и работают законы, немыслимые для обыкновенной жизни. Отдельные люди, наделенные способностями свыше, или же в миг отчаяния и острой необходимости способны ходить по воде («Бегущая по волнам», «Огонь и вода»), летать («Блистающий мир»), совершать невозможные действия. И все же подобные примеры являются исключением из правил, уникальным случаем. Н.Г. Медведева пишет: «Так в Гринландии проявляет себя категория чуда, и фантастика как нарушение принятой в тексте меры условности становится существенной частью поэтики Грина»¹².

Первое впечатление от Гринландии — весьма спорное. Практически сразу она перестает восприниматься как «страна-сказка»; напротив, по словам Ковского, страна «наделяется противоречивыми чертами реальности, в которой "рыцарей" далеко не всегда ожидали "блеск одежд" и "нежные свиданья"»¹³. В этом плане очень показательным является роман «Блистающий мир»: Лисс открывается читателю совершенно другим. Грин отчетливо показывает «темную сторону Гринландии».

Да и в рассказах наблюдается похожая картина. После тропического «Острова Рено», читатель знакомится с произведением «Колония Ланфиер», где явно преобладает хронотоп той части Гринландии, что приняла в себя все худшее из действительности. При этом Грин отчетливо дает нам понять, что вокруг колонии есть и другой мир. Горн вспоминает «титанические города севера» (I, 299) и «тысячемильные расстояния до них» (I, 299). Таким образом, писатель включает колонию в общий хронотоп мира Гринландии. Это вообще является отличительной чертой страны Грина — практически каждый, даже мимоходом отмеченный поселок, так или иначе обычно связан с остальным миром страны с помощью дороги, прилегающей к какому-либо городу; это позволяет читателям легко воссоздавать картину придуманного мира.

Кроме того, общая поэтика гриновских произведений такова, что позволяет воспринимать Гринландию как страну условных границ. Загвоздкина дает такое определение: «Гринландия — это художественная реальность, наделенная "онтологическим" бытием, специфический гриновский "миф о мире". <...> Гринландия — это предельно обобщающий, романтически-условный миф XX века, имеющий символическую природу»¹⁴.

В заключительной главе нашей работы мы рассмотрели некоторые, наиболее важные хронотопы Гринландии и их развитие.

Это хронотоп дороги, включающий в себя мотивы встречи и пути. Это, безусловно, связанный с ним хронотоп морского пути, имеющий особое значение в контексте значения моря для писателя. Еще один хронотоп, хронотоп города, рассмотрен нами на примере нескольких городов: от самых незначительных до важнейшего, столицы Гринландии, Зурбагана. И, наконец, заключительный хронотоп мира включает в себя сопоставление мира реального с миром вымышленным в придуманной Грином стране и социальную обстановку в Гринландии.

Примечания

1. Воспоминания об Александре Грине. С. 7.

2. Царькова Ю. В уме своем я создал мир иной // Парадигмы: Сб. работ молодых ученых. Тверь, 2000. С. 48.

3. Грин Н.Н. Две поездки // Аврора. 1972. № 3. С. 71.

4. Амлинский В.И. В тени парусов... С. 11.

5. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 402.

6. Там же.

7. Там же.

8. Ковский В.Е. Блистающий мир Александра Грина. Т. 1. С. 21.

9. Книпович Е.Ф. [Рецензия] // Детская литература. 1941. № 3. С. 34. Рец. на кн.: Грин А.С. Рассказы. М.. Л., 1940. 290 с.

10. Ковский В.Е. Блистающий мир Александра Грина. Т. 1. С. 21.

11. Медведева Н.Г. Вымысел vs Мимесис. С. 10.

12. Там же.

13. Ковский В.Е. Романтический мир Александра Грина. С. 49.

14. Загвоздкина Т.Е. Особенности поэтики романов А.С. Грина. С. 7.