Вера Абрамова и первые литературные успехи (1906—1910)
Из ссылки Гриневский бежал в июне 1906 года, сначала в Самару и Саратов, потом в Петербург, оттуда домой, в Вятку. Чтобы спасти сына, его отец, пользуясь служебным положением, рискуя карьерой и добрым именем, достал паспорт на имя почетного гражданина Вятки Алексея Алексеевича Мальгинова (сам Мальгинов незадолго перед этим скончался в земской больнице). Этот паспорт стал третьим по счету чужим документом в жизни Александра. С ним он отправился сначала в Москву, а потом в Петербург.
В Петербурге он сразу пошел к своей «тюремной невесте» Вере, которая вряд ли ожидала его появления. Эсеры, к которым Гриневский заглянул после этого визита, приняли его без восторга. Видимо, революционеры уже были сыты по горло выходками неуправляемого Долговязого. Отказавшись дать постоянную работу, бывшие соратники все же поручили ему написать текст агитационного характера. Именно так появился и был издан под псевдонимом А.С. Г. самый первый рассказ Грина «Заслуга рядового Пантелеева». Издательство заплатило 75 рублей, это был первый гонорар за литературную деятельность.
От всего тиража, арестованного и уничтоженного сразу после печати, сохранилось всего несколько брошюр, и то случайно. Одна из них была найдена в архивах и опубликована в 1960-е годы. В этом произведении описывались карательная операция армии против крестьян и «подвиг» рядового, застрелившего по приказу пьяного офицера ни в чем не повинного деревенского парня. Еще один агитационный рассказ «Слон и Моська», написанный Грином на армейскую тему, тоже был уничтожен еще в типографии на том основании, что он «заключает в себе возбуждение к нарушению воинскими чинами обязанностей военной службы». После этого писать по заказу партии прекращает и выбирает путь свободного литератора. Грин отошел от революции, потому что нашел себе куда более интересное занятие.
Грин возвращался в своих произведениях к теме революции, но отзывался о революционерах с иронией. Так, в «Приключениях Гинча» выведен сатирический образ подпольщика, который пытается привлечь главного героя к работе, а когда тот отказывается, признается: «Я тоже не люблю людей... И не люблю человечество. Но я хочу справедливости». Еще более жестко и насмешливо Грин изобразил революционеров в рассказе «История Таурена», показав, как «от телятины погибла идея» и анархист стал предателем, потому что ему захотелось вкусно пить, есть и любить женщин.
В этот период Грин начинает встречаться с Верой Павловной Абрамовой, своей «тюремной невестой». Она становится его гражданской женой, а позже и законной. «Вот и определилась моя судьба: она связана с жизнью этого человека. Разве можно оставить его теперь без поддержки? — спрашивала себя Вера Павловна и отвечала: — Ведь из-за меня он сделался нелегальным». Павел Егорович Абрамов, отец Веры Павловны, на словах признававший свободную любовь и сам живший в гражданском браке с некой Екатериной Ивановной Керской, связь дочери с беспаспортным бродягой без образования и определенных занятий, который даже не может с ней обвенчаться, не одобрял. Когда влюбленные стали вместе жить, ее отец отказался с ней общаться.
Александр Степанович и Вера Павловна прожили то вместе, то порознь семь трудных лет, часто ссорились и с годами все меньше понимали друг друга. Во всяком случае, надежды женщины, что Грин устал от бурной жизни и мечтает о покое и уюте, оказались разбиты. Отойдя от эсеров, Грин не успокоился, он все больше увязал в жизни литературной богемы — сначала в роли «пассажира», потом завсегдатая; он много пил, просаживал деньги, и свои и те, что зарабатывала Вера, а когда она пыталась экономить, ругал ее за мещанство и показывал пример, как надо к деньгам относиться.
Вера вспоминала: «...если деньги получал Александр Степанович, он приходил домой с конфетами или цветами, но очень скоро, через час-полтора, исчезал, пропадал на сутки-двое и возвращался домой больной, разбитый, без гроша... В периоды безденежья Александр Степанович впадал в тоску, не знал, чем себя занять, и делался раздражительным... Он одновременно искал семейной жизни, добивался ее и в то же время тяготился ею, когда она наступала... Трудно понять, что было ему нужнее в те годы: уют и душевное тепло или ничем не обузданная свобода, позволяющая осуществлять каждую свою малейшую прихоть».
Она любила, но не понимала его, и честно это признавала: «Его расколотость, несовместимость двух его ликов: человека частной жизни — Гриневского и писателя Грина била в глаза, невозможно было понять ее, примириться с ней. Эта загадка была мучительна...» «В отношении к своему творчеству А.С. был строго принципиален, тверд и независим, чего нельзя сказать относительно его "личной жизни". Грин-писатель и Грин-человек совершенно разные личности».
В 1908-м году Вера попыталась уйти от Грина. Она сняла комнату — сначала в том же доме, потом переехала на 9-ю линию Васильевского Острова. Каждый день к ней приходил и оставался допоздна «молодой, плохо одетый» человек. Хозяйки — две чопорные, почтенные немки — были всем этим шокированы и в конце концов попросили ее съехать. Вера вернулась к гражданскому мужу. Но их совместная жизнь не стала лучше. Гриневский-человек буйствовал, безбожно врал и ни с кем не считался (в театре, например, мог, подвыпив, громко, на весь зал высказывать во время спектакля свои замечания), писатель Грин писал все лучше, и литературная общественность его мало-помалу, нехотя признала.
1906—1910 годы стали переломными в жизни Грина. Прежде всего, он стал писателем. 5 декабря 1906 года, в вечернем выпуске петербургских «Биржевых ведомостей» появился самый первый гриновский рассказ. Назывался он «В Италию» и был подписан инициалами: «А. А. М-ов». Рассказы Грина публиковал «Новый журнал для всех», издаваемый тогдашним собирателем молодых талантов Миролюбовым, в 1908 году «Русская мысль» напечатала «Телеграфиста». А в самом начале 1910-го в издательстве «Земля» под названием «Рассказы» вышла вторая книга Грина, которую сам автор считал первой, навсегда «забыв» о первом сборнике «Шапка-невидимка» с подзаголовком «Из жизни революционеров», вышедшем в начале 1908 года в малоизвестном издательстве «Наша жизнь». В книгу вошли рассказы «Марат», «Кирпич и музыка», «Подземное», «В Италию», «Случай», «Апельсины», «На досуге», «Гость», «Любимый», «Карантин». Сборник успеха не имел.
Во втором сборнике Грина было много мрачного. Одни названия гриновских рассказов 1908—1910 годов чего стоят: «Убийца», «Кошмар», «Маньяк», «Конец одного самоубийцы», «История одного убийства», «Позорный столб», «Смерть». Большинство включенных туда рассказов написаны в реалистической манере, но в двух — «Остров Рено» и «Колония Ланфиер» — уже угадывается будущий Грин-сказочник. Действие этих рассказов происходит в условной стране, по стилистике они близки к более позднему его творчеству. Сам Грин считал, что начиная именно с этих рассказов его можно считать писателем. В первые годы он печатал по 25 рассказов ежегодно.
Грин эволюционировал стремительно, лихорадочно, он обследовал тупики человеческого существования, он отрицал как общественную жизнь, так и попытки от нее уйти, его равно отвращала жизнь больших человеческих сообществ, маленьких заморских колоний и затерянных в лесах избушек, где одинаково царило зло, но для русского 1910 года вся эта мятущаяся эволюция и экзотика выглядела довольно странно.
Критика писала про Грина, что его герои «типичные современные неврастеники, несчастные горожане, уставшие и пресытившиеся друг другом», что его рассказы «плавают в крови, наполнены треском выстрелов, посвящены смерти, убийству, разбитым черепам, простреленным легким. Ужасы российской общественности наложили печать на перо беллетриста. Так сказать, сделали его человеком, который "всегда стреляет"».
Самые лучшие рассказы Грина этого времени — рассказы о зле. Но никакой его эстетизации в них нет — есть только отвращение и желание зло победить. Врага надо знать в лицо — именно к этому стремился писатель с ясной нравственной позицией и загадочными художественными приемами. Было это не вполне по-декадентски. Но и реалисты не могли прописать у себя Грина. Так он и мучился, неприкаянный, среди разнообразных течений и направлений русской литературы Серебряного века, нигде не находя приюта, и позднее писал Миролюбову: «Мне трудно. Нехотя, против воли, признают меня российские журналы и критики; чужд я им, странен и непривычен. От этого, т. е. от постоянной борьбы и усталости, бывает, что я пью и пью зверски. Но так как для меня перед лицом искусства нет ничего большего (в литературе), чем оно, то я и не думаю уступать требованиям тенденциозным, жестким более, чем средневековая инквизиция. Иначе нет смысла заниматься любимым делом».
Вера Павловна Абрамова. 1890-е гг.
Вера Павловна Абрамова. Петербург, 1899 г.
Александр Степанович Грин. 1908 г.
Группа литераторов Петербурга. Стоят: Н. Олигер, П. Потемкин, A. Котылев, А. Грин. Сидят: Л. Андрусон, М. Арцыбашев, И. Башкин, B. Ленский, Я. Годин. Фото из сборника «Альманах 17» (СПб, 1909)
Александр Гриневский. Фото Петербургского охранного отделения. Август 1910 г.