Сто верст до Зурбагана по реке Кама

Вымышленный приморский город Зурбаган, упоминающийся в произведениях Александра Грина, исследователи его творчества часто сравнивают с Севастополем, с югом. Так, Константин Паустовский в предисловии к книге Александра Грина «Избранное» говорил: «...каждому, кто знает книги Грина и знает Севастополь, ясно, что легендарный Зурбаган — это почти точное описание Севастополя, города прозрачных бухт, дряхлых лодочников, солнечных отсветов, военных кораблей, запахов свежей рыбы, акации и кремнистой земли и торжественных закатов, вздымающих к небу весь блеск и свет отраженной черноморской воды. Если бы не было Севастополя, не было бы гриновского Зурбагана с его сетями, громом подкованных матросских сапог по песчанику, ночными ветрами, высокими мачтами и сотнями огней, танцующих на рейде».

Но энтузиасты из Приуралья, где Грин жил некоторое время в юности, решили поискать Зурбаган в своем регионе. В 2012 году в статье «Ассоль родилась на Урале» для интернет-сайта «Этнографический парк реки Чусово» Юрий Беликов рассказал еще об одной географической версии. Для своего небольшого исследования он взял повесть Грина «Сто верст по реке», как он сам называет, «ключ от Зурбагана». Дважды прочитав это произведение, автор статьи обнаружил некоторые интересные совпадения, в выдуманном Зурбагане он нашел явные черты города Пермь.

По сюжету повести, ее главный герой Нок, сбежавший с каторги преступник, спускался вниз по реке на пароходе, его целью был Зурбаган. Однако на судне приключился взрыв котла, и пароход вынужден был пристать к берегу далеко от населенных мест. Здесь же Грин замечает: «По реке этой работало только одно пароходство и только четырьмя пароходами, отходившими каждый раз по особому назначению, в зависимости от настроения хозяев и состояния воды: капризное песчаное русло после продолжительного бездожья часто загромождалось мелями». И вот тут уже уместны исторические изыскания.

В 1865-м году в Перми было основано пароходство братьев Каменских. И пассажиров перевозили четырьмя пароходами — «Иоанн», «Александр», «Василий» и «Михаил», названными так в честь сыновей славной пароходной фамилии. Конечно, еще до этого в губернском центре было создано пароходное общество «Любимов и К». Но к моменту, когда Грин оказался в Перми (1901 год), рачительный Иван Любимов уже два года как приказал долго жить, а его наследников речной флот ровным счетом не интересовал. Так что эти четыре парохода, пожалуй, лучшая привязка к месту и времени действия.

В пользу предположения, что Грин описывает путешествие вниз по реке Каме, Юрий Беликов приводит описания окрестностей реки: «"Вершины береговых холмов", "темный завал берега", где "крякнула утка" и показалась "лиса, нюхавшая воздух". Во время стоянок, чтобы разжечь костер, Нок "собирает валежник", а "спит, закрыв голову от комаров пиджаком". Ничего вам эти реалии не напоминают? Мне, взращенному на пермских реках, — немало».

Конечно, описания реки в повести недостаточно, чтобы с уверенностью говорить о том, что Зурбаган имеет какое-то отношение к Перми. Но вот еще один отрывок из повести, в котором герой повести, пережив схватку с опознавшим его хозяином хижины и сильное чувство к не выдавшей его девушке, оказывается, в конце концов, возле цели своего путешествия, он слышит, как «со стороны Зурбагана всплыли из глубины молчания — тишины и шорохов леса — фабричные гудки ночной смены. Высокие, нервные, и средние, покладистые гудки давно уже стихли, но долго ещё держался низкий, как рёв бычьей страсти, вой пушечного завода, и Нок слабо кивнул ему». Почему кивнул? Потому что «вой пушечного завода», равно как и автору, хорошо ему знаком. В те времена Мотовилихинский завод в Перми был едва ли не главным поставщиком пушек в Российской империи.

В «Автобиографической повести» Грин описывает свое путешествии из Баку на Урал: «Изнурительная лихорадка заставила меня покинуть Баку, я приехал зайцем домой (весной 1899 года) и поступил банщиком на ст. Мураши Пермь-Котласской дороги... В апреле я поступил матросом на баржу, но в Нижнем рассчитался, вернулся в Вятку и глухой зимой ушел пешком на Урал». Тут надо уточнить, что добирался он не совсем пешком. Известно, что до самой Перми он доехал в товарном вагоне. В Перми Грин обратился с письмом своего отца к его давнему знакомому — ссыльному поляку Антону Ковальскому, к той поре — владельцу колбасного магазина. По рекомендации сына Ковальского Валерия, Грин устроился в железнодорожное депо чернорабочим.

Вот почему в «Ста верстах по реке» рукою не выдумщика, но человека, знающего станционные особенности, запечатлены уже другие, но тоже весьма точные приметы: «Нок пересек главную линию холодно блестящих рельс саженях в десяти от перрона и, нырнув под запасной поезд, очутился в тесной улице товарных вагонов. Они тянулись вправо и влево; нельзя было угадать в темноте, где концы этих нагромождений».

В завершение статьи автор статьи предположил место, в котором Нок начал свое путешествие вниз по реке. «В 1866-м году была открыта речная пассажирская линия от Перми до Чердыни и обратно. Вот вам и "Сто верст по реке"! До Нижнего не сто верст, а едва ли не в десять раз больше. А из Чердыни до Перми как раз сто верст и наберется. То есть в Зурбаган Нок плыть мог из Чердыни, той, про которую потом Осип Мандельштам напишет: «Упиралась вода в сто четыре весла, нас с тобой на Казань и на Чердынь несла...» Нок плыл из Чердыни, потому что намечал: «В моих интересах увидеть Зурбаган не позднее как послезавтра утром». К тому же именно здесь, в прикамских лесах, по его собственному признанию, Грин почувствовал себя писателем, рассказывая сказки дровосеку Илье. А это остается на всю оставшуюся жизнь — география творческого пробуждения.

Александр Грин уже через два года после «Ста верст по реке», в рассказе «Вперед и назад», видел Зурбаган иным: «В конце мая и начале июля город Зурбаган посещается "Бешеным скороходом". "Бешеный скороход" — континентальный ветер степей. Он несет тучи степной пыли, бабочек, лепестки цветов; прохладные, краткие, как поцелуи, дожди, холод далеких водопадов, зной каменистых почв, дикие ароматы девственного леса и тоску о неведомом».

Никаких вам нагромождений железнодорожных вагонов и воя пушечного завода. Однако объяснение этому чудесному преображению мы находим в тех же «Ста верстах по реке»: «Гелли и Зурбаган внезапно отодвинулись на тысячу верст; город, пожалуй, скоро вернулся на свое место, но это был уже не тот город».