На правах рекламы:

• Укрывшись пледом у камина

Первая жена Вера Павловна Абрамова (1882—1951)

Вера Павловна Абрамова, по первому мужу — Гриневская, по второму мужу — Калицкая. Мемуаристка, первая жена писателя Александр Грина. С ней он прожил семь трудных лет, — сходясь, расходясь, снова сходясь и часто ссорясь, не понимая друг друга.

Они познакомились в начале 1906 года, в знаменитых «Крестах» (Выборгской тюрьме Петербурга), где Александр Гриневский отбывал наказание за нарушение паспортного режима. Вначале Грина навещала его сводная сестра Наталья, однако ей пришлось покинуть Петербург. Тогда в жизни начинающего писателя и появилась «тюремная невеста» Вера Павловна Абрамова, миловидная девушка двумя годами младше Грина.

Вера Павловна была дочерью богатого петербургского чиновника. Гимназию она окончила с золотой медалью, окончила Высшие женские курсы, больше известные как Бестужевские, физико-математическое отделение, после чего преподавала в различных учебных заведениях. Одновременно она работала на общественных началах в «Красном кресте», помогая политическим заключенным. При этом ей приходилось представляться невестой тех заключенных, которые не имели в Петербурге ни родственников, ни знакомых, чтобы иметь право посещать их. Во времена Первой русской революции такая практика была распространена: в «Красном кресте» работали многие общественные деятели, симпатизировавшие политическим оппозиционерам царского режима.

Еще в «Крестах» Александр Гриневский, находившийся в переписке с Верой Абрамовой, сумел произвести на нее благоприятное впечатление. «Я начала хлопотать о разрешении мне свидания с Александром Степановичем, а он — писать мне. Его письма резко отличались от писем других "женихов"... Гриневский писал бодро и остроумно. Письма его меня очень заинтересовали».

Так продолжалось несколько месяцев. Весной Гриневского отправили в ссылку: «От департамента полиции объявляется... Александру Степановичу Гриневскому, что по рассмотрении в Особом совещании... господин министр внутренних дел постановил: выслать Гриневского в отдаленный уезд Тобольской губернии под надзор полиции на четыре года, считая срок с 29 марта 1906 года».

Из Выборгской тюрьмы узника перевели в тюрьму пересылочную, и здесь-то Вера и Александр впервые увидели друг друга. «Это свидание с незнакомым человеком, на днях отправляющимся в далекую ссылку, было для меня обычным делом. Я от него ничего не ожидала. Думала, что этим свиданием окончатся наши отношения с Гриневским и другими "женихами". Однако оно кончилось совсем по-иному».

Эту встречу Александр Степанович назвал главным событием своей жизни. Тогда же, во время этой встречи, и случился их первый поцелуй. После того, как прозвучал звонок к отбытию — вспоминала Вера Павловна — «я подала Александру Степановичу руку на прощание, он притянул меня к себе и крепко поцеловал». От неожиданности молодая женщина потеряла дар речи. Она испытала нечто вроде шока. «До тех пор, — продолжает она, — никто из мужчин, кроме отца и дяди, меня не целовал; поцелуй Гриневского был огромной дерзостью, но вместе с тем и ошеломляющей новостью, событием».

Через три дня эшелон с арестованными отправлялся из Петербурга. Невеста, как и положено невесте, явилась с узелком на Николаевский вокзал, но перрон был оцеплен полицейскими. «К поезду никого из провожающих не пускали, и я передала чайник, кружку и провизию через "сочувствующего" железнодорожника». Поверх вокзального гомона протянулся паровозный гудок, состав тронулся, и она, наугад помахав вслед платочком, с чувством исполненного долга — но не без грусти! — отправилась восвояси, уверенная, что никогда больше не увидит арестанта Гриневского. Но не прошло и двух недель, как ей вручили письмо. Одна-единственная фраза содержалась в нем: «Я хочу, чтобы вы стали для меня всем: матерью, сестрой и женой».

Вскоре Гриневский бежал из ссылки в Самару, затем в Саратов, потом в Петербург, оттуда — за паспортом в Вятку и снова в Петербург — к ней. И Вера Павловна его не отвергла. Слушая его торопливый рассказ о побеге, она подумала: «Вот и определилась моя судьба: она связана с жизнью этого человека. Разве можно оставить его теперь без поддержки? Ведь из-за меня он сделался нелегальным».

Говоря о нелегальности, она имела в виду проживание по чужому паспорту, но была и еще одна нелегальность. Дело в том, что скрываться приходилось не только от властей, но и от бдительного отца Веры Павловны, который категорически возражал против каких бы то ни было отношений его дочери с находящимся в бегах мазуриком, к тому же человеком без определенных занятий.

Первое время приходилось встречаться тайно. Летом 1907 года семья Абрамовых снимала дачу на берегу живописного озера, господин же с паспортом на имя Мальгинова поселился неподалеку. Утром Верочка садилась в лодку, переплывала на другой берег, и там он уже ждал ее. Осенью, после возвращения в город, Вера Абрамова наперекор воле отца стала открыто жить со своим избранником. «Мы с Александром Степановичем решили снять квартиру неподалеку от моей работы, на 11-и линии Васильевского острова» (в то время Вера Павловна работала в Геологическом институте). Гнев отца был страшен и, схлынув, не прошел бесследно. «С тех пор он в течение трех лет не обмолвился и словом об Александре Степановиче и никогда не спросил, как мне живется. Я стала действительно отрезанным ломтем, как он и предсказывал».

Александр Степанович и Вера Павловна прожили то вместе, то порознь семь трудных лет, часто ссорились и с годами все меньше понимали друг друга. Во всяком случае, женские надежды, что Грин устал от бурной жизни и мечтает о покое и уюте, оказались разбиты. Отойдя от эсеров, Грин не успокоился, он все больше увязал в жизни литературной богемы — сначала, как иронически вспоминала Калицкая, в роли «пассажира», потом завсегдатая; он много пил, просаживал деньги, и свои, и те, что она зарабатывала, а когда она пыталась экономить, ругал ее за мещанство и показывал пример, как надо к деньгам относиться.

Она любила, но не понимала его, и честно это признавала: «Его расколотость, несовместимость двух его ликов: человека частной жизни — Гриневского и писателя Грина била в глаза, невозможно было понять ее, примириться с ней. Эта загадка была мучительна...»

Она пыталась от него уйти еще в 1908-м. Сняла комнату — сначала в том же доме, потом переехала на 9-ю линию Васильевского Острова, куда ежедневно приходил обедать и оставался допоздна «молодой, плохо одетый» человек. Хозяйки — две чопорные, почтенные немки — были всем этим шокированы и в конце концов указали квартирантке на дверь. Любовники снова зажили вместе. Но лучше не стало. Гриневский-человек буйствовал, безбожно врал и ни с кем не считался (в театре, например, мог, подвыпив, громко, на весь зал высказывать во время спектакля свои замечания), писатель Грин писал все лучше, и литературная общественность его мало-помалу, нехотя признала.

В июле 1910 года Александра Степановича Гриневского арестовали за бегство из ссылки и присудили два года ссылки в Архангельскую губернию. Но еще перед отправкой в ссылку, 31 октября 1910 года, Александр и Вера обвенчались. В церковь Гриневский пришел под конвоем. Отец невесты на венчании не присутствовал но, по словам Веры Павловны, «первый заговорил о Грине, первый предложил брать у него денег», так что на ближайшие годы молодожены были финансово обеспечены.

В Архангельскую губернию Вера Павловна поехала вместе за мужем — он в арестантском вагоне, она в вагоне первого класса. Ссылку Гриневские отбывали в уездном городе Пинеге, затем в селе Кегострове. Старожилы вспоминали о них: «Александр Степанович был высоким худым молодым человеком, с желтоватым цветом лица... Вера Павловна — красивая молодая женщина, всегда подтянутая и молчаливая».

В мае 1912 года Александр Степанович на законных основаниях и под своим именем вернулся в Петербург, а осенью 1913 года супруги Гриневские разошлись. Выносить совместную жизнь с ним она больше не могла и позднее в своих воспоминаниях писала: «Возвращение Грина из ссылки. Теперь Грин — легальный человек и писатель с именем. Я впервые вижу второй, жуткий лик Грина. Мой уход от него после зимы 1912—1913 гг. Его непрерывные кутежи. Грин убеждает меня попробовать еще пожить с ним... Признание А.С., оправдывающее мой разрыв с ним».

Нина Николаевна Грин писала о причинах развода так: «Как я могу судить по рассказам Александра Степановича и Веры Павловны, обе стороны были виноваты. Разница в годах была небольшая — Александр Степанович был на два года старше, но разница в желаниях, привычках, средах, в которых тот и другой воспитывались, была колоссальна. Грин по возвращении сразу же окунулся в литературную атмосферу. Ему, почти до тридцати лет не видевшему нормальной человеческой жизни, все было внове, все хотелось видеть, познать, — от вершины до дна. Сил накопилось много, и он тратил их не жалея. Литературная богема вовлекла его в пьяную распутную жизнь, начал зарабатывать собственные деньги, которые мог тратить бесконтрольно. А Вера Павловна страдала, подруга на нее нажимала, требуя развода; понять чувства и жадность к жизни, владевшие Грином, она никак не могла, часто стыдилась Грина. На пьянство реагировала гордым молчанием. Происходили между ними стычки, ссоры и никогда — товарищеского, искреннего разговора. В результате больше страдавшая Вера Павловна решила разойтись с Грином... Разойдясь с Верой Павловной, Грин почувствовал себя очень одиноким: разврат не давал утоления душе, и он несколько раз просил ее вернуться к нему. Она категорически отказывалась».

Сама Вера Павловна формулировала причину разрыва несколько иначе: «Грину нужна была очень сильная рука, а у меня такой руки не было». К тому же Вера Павловна слабо верила в Александра Степановича как писателя. Прожив с ним несколько лет, она осталась внутренне чужда его творчеству и часто, по словам Грина, говорила ему: «Зачем ты, Саша, пишешь о каких-то фантастических пустяках? Начни писать крупный бытовой роман и тогда сразу войдешь в большую литературу».

Вера Павловна значила очень много в судьбе Грина, и, несмотря на разрыв с ней, свою тюремную невесту и жену нелегала и ссыльного он очень уважал. По воспоминаниям знакомых, в его просторной комнате на Пушкинской улице висели портрет Эдгара По и большой портрет Веры Павловны — единственное, что взял он в квартире на Зелениной улице при расставании.

В 1915 году он подарил ей книгу своих рассказов с посвящением: «Единственному моему другу — Вере — посвящаю эту книжку и все последующие. А.С. Грин. 11-е апреля 1915 года». В 1917—1918 годах Калицкая много помогала Грину материально, в 1920-м, когда они уже давно не жили вместе, а Вера Павловна уже три года состояла в гражданском браке с геологом Казимиром Петровичем Калицким, заболевший сыпным тифом Грин написал завещание, в котором все права собственности на его литературные произведения исключительно и безраздельно завещал своей «жене Вере Павловне Гриневской». Даже в третий раз женившись, Грин упрямо, как талисман, возил по многочисленным питерским адресам ее портрет, что едва ли могло понравиться Нине Николаевне, вспоминавшей: «Наш багаж был ничтожен: связка рукописей, портрет Веры Павловны, несколько ее девичьих фотографий, две-три любимые безделушки Александра Степановича, немного белья и одежды».

Официально развод они оформили только в 1920 году. Об этом Вера Павловна говорит в воспоминаниях: «Летом 1920 года я попросила Александра Степановича дать мне развод. Он согласился на это без малейшего неудовольствия. Мы вместе пошли в загс. Меня удивило и тронуло то, что, когда, получив развод, мы вышли на улицу, Александр Степанович поблагодарил меня за то, что я не отказалась от его фамилии, осталась Гриневской. А ведь он знал, что развод я попросила затем, чтобы выйти замуж за К.П. Калицкого».

Проживая в Крыму, Грины состояли в постоянной переписке с Верой Павловной. Она очень интересовалась жизнью и литературной судьбой Александра Степановича, присылала вырезки рецензий на его произведения, выполняла издательские поручения Грина, тем более что и сама занялась сочинительством.

Она сотрудничала с детскими журналами «Всходы», «Детский отдых», «Читальня народной школы», «Тропинка». Ее как детскую писательницу хорошо знал Корней Чуковский. Вера Калицкая — автор рассказов для детей и статей о детской литературе, а также нескольких книг, в частности книги о своем втором муже, видном геологе К.П. Калицком. В. Калицкая работала над воспоминаниями о Грине (судя по косвенным данным) в конце сороковых годов. Существует (в частных собраниях) несколько экземпляров воспоминаний.

В июне 1930 года в письме к Вере Павловне Грин писал: «...Среди всех моих пороков и недостатков есть одно неизменное свойство: я не могу и не умею лукавить душой. А мое отношение к тебе такое, как оно вытекает из самой живой сердечной и благородной природы. Оно — настоящее отношение и никаким иным быть не может».

Скончалась Вера Павловна Абрамова-Калицкая в 1951 году, пережив Александра Степановича почти на 19 лет.

Образ Веры Абрамовой в прозе Грина

Вера Павловна влюбилась в Грина со всей страстью и благодарностью нерастраченной женской натуры, и — надо отдать Грину должное — он это оценил. Она была совсем не такой, как женщины-эсерки, она не требовала от него подставлять голову под гильотину революции или же красть деньги из банка и предстала добрым ангелом, спасителем, сестрой милосердия, и он щедро отблагодарил ее в своей прозе.

В повести «Сто верст по реке», написанной в 1912 году, главных героев зовут Нок и Гелли. Он был Нок, а она была Гелли. Нок убежал из тюрьмы, куда попал по вине обманувшей его, толкнувшей на преступление злой и хищной женщины, а Гелли его не выдала и спасла. У Нока до встречи с ней были лишь мысли «о своем диком, тяжелом прошлом: грязном романе, тюрьме, о решении упиваться гордым озлоблением против людей, покинуть их навсегда если не телом, то душой; о любви только к мечте, верной и нежной спутнице исковерканных жизней».

А случайно встреченная Ноком на реке Гелли стала воплощением этой мечты. Краснея, багровея и алея, как будущие корабельные паруса, она вытерпела все выходки мужского шовинизма и оскорбления, выпавшие на ее долю как представительницы женского рода («Женщины — мировое зло! Мужчины, могу сказать без хвастовства, — начало творческое, положительное... Вы же начало разрушительное!.. Вы неорганизованная стихия, злое начало. Хоть вы, по-видимому, еще девушка... я могу вам сказать, что... значит... половая стихия. Физиологическое половое начало переполняет вас и увлекает нас в свою пропасть... все интересы женщины лежат в половой сфере, они уже по тому самому ограниченны. Женщины мелки, лживы, суетны, тщеславны, хищны, жестоки и жадны. Вы, Гелли, еще молоды, но когда в вас проснется женщина, она будет ничем не лучше остальных розовых хищников вашей породы, высасывающих мозг, кровь, сердце мужчины и часто доводящих его до преступления»), и получила за это свою награду. Заканчивая рассказ «Сто верст по реке», Грин написал: «Они жили долго и умерли в один день».

Свои впечатления от жизни в архангельской ссылке Грин запечатлел в таких рассказах, как «Сто верст по реке» (1911), «Ксения Турпанова» (1912), «Таинственный лес» (1913). «Наша жизнь на Кегострове — рассказывает Вера Павловна, — описана Грином а рассказе "Ксения Турпанова"». Этот рассказ — произведение весьма примечательное. И — пророческое. Примечательно оно тем, что в отличие от большинства сочинений Грина здесь нет ни вымышленных стран, ни экзотически звучащих имен, ни авантюрного сюжета. Все начинается буднично и просто. «Жена ссыльного Турпанова, Ксения, оделась в полутемной прихожей, тихонько отворила дверь в кладовую, взяла корзину и, думая, что двигается неслышно, направилась к выходу». Пока что всего-навсего в город отправляется она, за покупками, но заканчивается рассказ тем, что Ксения уходит от мужа. Это-то и было пусть невольным, но пророчеством.