А.А. Ненада. «Александр Грин и художник Иван Куликов»

Мастер русской реалистической школы живописи Иван Куликов — заветное имя отечественной культуры. Достойнейший ученик Ильи Ефимовича Репина, воспитанник прославленной Академии художеств, он был воистину народным художником.

Родился Иван Семенович Куликов 1 (13) апреля 1875 года в Муроме, одном из древнейших городов России. Своей родине, русской национальной теме был верен всем сердцем и преданно служил Отечеству до конца своих дней.

Лучшие работы посвятил сокровенным родникам народной жизни — крестьянскому быту. Известен историческими полотнами, портретами своих современников. С 1915 года Иван Куликов заслуженно носит почетное звание — академик живописи.

В первые послереволюционные годы он организовал в Муроме рисовальную школу, а вокруг своей мастерской объединил муромских художников, стал устраивать выставки, растил творческую молодежь.

Куликов — основатель Муромского краеведческого музея, куда передал многие свои произведения, коллекцию предметов русского декоративно-прикладного искусства.

Окончательно обосновавшись в Муроме, не порывал творческих связей с Петроградом и Москвой, с друзьями-единомышленниками. Участвовал в столичных и питерских выставках, экспонировался в городах России и за границей.

Сближение этих двух современников — Ивана Куликова и Александра Грина — видится естественным и закономерным. Оба — из российской глубинки, оба шли к своему призванию всей страстью мощного духовного порыва. Они обладали и похожей внешней сдержанностью, и удивительной цельностью натуры. Беззаветное служение искусству, творчеству было для обоих главным смыслом жизни.

Их соединяла настоящая глубинная нежность к Прекрасному — в человеке, в хрупком земном космосе.

Несмотря на то, что после революционных событий Куликов ушел с головой в современный бушующий и рождающийся заново мир: писал физкультурниц и девушек «в красных косынках», «комсомол в деревне», портреты передовых рабочих, ударников труда, — он, конечно же, продолжал писать свои пейзажи и тончайшие натюрморты. Весь колоссальный диапазон жизни — и новых ее событий, и явлений вечных — был в сердце, просился выразить себя, запечатлеть, остаться в памяти потомков.

Александру Грину — как литератору — для изображения и вечного, и нового требовался условный язык притчи, сказки, иносказания, иногда — фантастический ракурс мира. Только так он мог показать человека «в свободном полете», передать свое предчувствие гибельных поворотов в развитии человеческой природы. Или показать чудодейственность свершения высокой мечты, вселенскую нерасторжимость любящих сердец.

В 1927 году, в Первой выставке Общества художников им. И.Е. Репина (Москва) приняло участие около 100 ведущих художников России. Среди них — Иван Куликов. Вероятно, к этому времени и относится знакомство Ивана Семеновича с Александром Грином. И останавливались в Москве А.С. Грин с женой Ниной Николаевной в том же месте, что и Куликов — общежитии Дома ученых, на Кропоткинской набережной, 5 (где, можно предположить, и произошло знакомство).

Первое упоминание об этом — дарственная надпись на сборнике рассказов А.С. Грина «По закону» (М., «Мол. гвардия», 1927) — «На добрую память И.С. Куликову при совместном путешествии из Москвы в Невские страны. А.С. Грин. 22 мая 1927 г. П<етер>б<ург>.»

Известно, что именно так, по-мальчишески мечтательно, — Невские страны — Грин называл город своей творческой молодости — Петербург-Петроград. Конечно, и для Куликова этот город был чрезвычайно дорог как драгоценное место художнического ученичества и становления мастерства.

В своих воспоминаниях, описывая обстановку их феодосийской квартиры на улице Галерейной, Н.Н. Грин упоминает о портретах работы Куликова (выполненных, вероятно, в том же общежитии Дома ученых; к сожалению, не сохранившихся — предположительно, исчезнувших в годы Великой Отечественной войны).

«...Стены всех комнат были голы. Только в комнате А.С. (Александра Степановича. — А.Н.) висел мой портрет работы Куликова, а в спальне — портрет А.С., его же работы. <...> В 1927 году, когда А.С. пригревал этого самого Куликова, — мы тогда тратили первые полученные деньги от изд<ательст>ва "Мысль", купившего Собр<ание> соч<инений> А.С., и считали себя будущими богачами, — то, расставаясь с нами, Куликов предложил А.С. купить 4 этюда прудов, заросших деревьями и камышами. Этюды нам не понравились, хотя и напоминали любимое Токсово (дачное место в 40 км от Петрограда, ныне — поселок в Ленинградской области. — А.Н.), но отказаться А.С. постеснялся. Говорит: “Понимаешь, Нинуша, он здорово нуждается. В долг ему просить неловко, отдать-то ему все равно нечем, а милостыни не хочет. Придется купить”.

Привезя их домой в Феодосию, решили хоть ими прикрыть большую голую стену столовой».

Судьба этих «непонравившихся» этюдов И.С. Куликова тоже нам не известна.

В конце мая 1927 года супруги Грин отправились из Ленинграда в Кисловодск; 28 мая со станции Лозовая А.С. Грин пишет Куликову в Москву, в общежитие Дома ученых: «...Спасибо за наши портреты тысячу раз. Приезжайте в Феодосию, как мы предлагали, к нам. Нам, видимо, предстоит еще свидеться, т.к. Вы не подписали этюды. Верно? Всего хорошего. А. и Н. Грин».

Получив весточку, Иван Семенович 31 мая отправляет письмо в Кисловодск, до востребования: «Здравствуйте, дорогие Александр Степанович и Нина Николаевна! Горячий привет Вам из шумной Москвы! Открытку Вашу от 28-V-27 я получил. Как Вы доехали? Как себя чувствуете? Мысль побывать в Крыму и увидеть Вас — меня не оставляет. Москва все более и более кажется мне нестерпимой, и я готовлюсь к отъезду. Запасаю краски, бумагу, кисти и пр<очие> принадлежности. <...>»

В начале июня Н.Н. Грин пишет своей матери Ольге Алексеевне Мироновой в Феодосию, предупреждая ее: «Если в Феодосии к тебе явится человек, пожилой, по имени Иван Семенович Куликов, не пугайся его. Его пригласил Саша пожить у нас до нашего приезда. Это тот художник, который нас рисовал, и у которого мы купили несколько этюдов. Он очень милый, застенчивый и неизбалованный человек, — деликатный. Устрой его, мамочка, пожалуйста, в Сашиной комнате, поставь одну из наших кроватей».

В этого же время в письме Куликову Нина Николаевна Грин пишет об их обустройстве в Кисловодске, приглашает в Феодосию. Обращается с просьбой похлопотать в изд-ве «Молодая гвардия» о деньгах для Грина, обещает перевести деньги жене Куликова, как только получат сами.

Тон ответного письма художника (уже из Мурома) не может не взволновать: за скупыми благодарными строчками — боль, беспокойство совестливого человека за свое материальное неблагополучие (ведь на нем, постоянно погруженном в творчество, лежала вся ответственность за содержание семьи — жены и дочери, обихаживание самого муромского дома: его отопление, заготовка дров и прочее).

Муром, 29-VI-27

Многоуважаемый Александр Степанович!

Очень Вас благодарю за присланные деньги 35 р. Но я у вас в долгу. Мне кажется, за билеты, за автомобили и проч. Сейчас пока я без денег. Госиздат не платит. Сижу в Муроме и увлечен работой. Пишу Вам подробное письмо. Кланяюсь Н.Н.

Остаюсь Ваш Куликов.

Грин отвечает теплым дружеским письмом — из Феодосии — в конце июля.

Драгоценный Иван Семенович!

Ваше письмо мы получили с большим опозданием, так как его переслали из Кисловодска, сначала хорошо поспавши на почте, — около месяца.

Относительно группы «В» напишите в Ц.К.У.Б.У. (Центральная комиссия по улучшению быта ученых. — А.Н.). Я сам ничего не знаю об этом.

Я малость прихварываю — поймал малярию и ем хину. «Ешьте геркулес!» А Н.Н. так поправилась в Кисловодске, что потеряла 41 фунт и стала непохожа на свой портрет, который всем очень нравится. Сердце ее очень укрепилось. В сентябре мы будем в Москве. Потом — в П<етер>б<урге>. В Муроме в этом году не побудем; благодарим. На будущий год — может быть, даже очень может быть. Гуляя по окрестностям Крыма, мы с женой часто говорим: жаль, что нет И<вана> С<еменовича>! Ведь он стал бы писать то и это. Относительно получения денег от Госиздата — обратитесь к Халатову, председателю К.У.Б.У. Он глава Госиздата. Мигом деньги получите!

Надеюсь встретиться с Вами в Москве. Что-нибудь станем выдумывать.

Ваши Грины.

В конце августа Грины едут в Москву, хлопотать о выходе Собрания сочинений в издательстве «Мысль». Куликов пишет Гринам уже в столицу — 5 сентября: «...Письмо из Феодосии (заказное) я получил. Но запаздываю с ответом, т.к. была очень срочная работа. Сейчас пишу очень большую картину в 10 кв. арш<ин>. Давно уже встаю утром в 4—5 час. и целыми днями стою у холста. Прекратились мои путешествия по окрестностям Мурома. Одна из моих мастерских, в которой я сейчас работаю, окнами обращена в сад, и я как прихожу утром, то прежде всего открываю окна и наслаждаюсь свежим воздухом. <...> Если будете в Муроме, как Вы думаете, в будущем году, чему мы будем очень рады, то, наверное, этот домик понравится Вам — с окнами в сад, и Вы будете в нем обитать совершенно отдельно от всех. <...>

В этом сезоне очень хотелось бы мне устроить свою выставку в Акад<емии> художеств, и я подготавливаю свои вещи. Но в мечтах все-таки — Париж и Италия <...>».

На это письмо 12 сентября отвечает Нина Николаевна коротенькой открыткой из Москвы, сообщает, что через неделю-полторы едут в Питер, спрашивает: «Не увидим ли Вас в Москве? <...>»

14 сентября следует ответ Ивана Семеновича: «Многоуважаемый Александр Степанович! Конечно, очень хотелось бы увидеться с Вами хотя бы в Питере. Только что написал письмо в Госиздат, чтобы наконец прислали мне деньги, чтобы иметь в виду поездку, как получаю от Вас открытку уже из Москвы.

Я заволновался и хотел бы попросить Вас очень зайти в Госиздат к Лазаревскому и очень попросить выслать деньги 75 р. Потом пишу в Питер Вольфсон<у>, оне обещали заказать портреты и просили напомнить. Когда Вы их увидите, то спросите, как оне — не изменили ли своего намерения иметь еще портреты. Было бы очень хорошо поехать с определенной целью скорее. <...> P.S. Извините, что небрежно написал, очень торопился и волновался».

Сразу же — ответ Нины Николаевны, 15 сентября, открыткой: «Еще вчера, до Вашего письма, А.С. ходил в ГИЗ и Лазар<евский>. клятвенно уверил, что они вышлют Вам деньги в субботу 17 сент<ября>. Они, видите ли, забыли. В Питере мы пробудем дней 10, надо будет из Вольфсона деньги выколачивать. Рады будем видеть Вас. <...>»

Уже из Ленинграда — 4 окт<ября> — Нина Николаевна — Куликову: «Теперь мы в Питере. Начали войну с Вольфсоном за деньги. <...> Не обижайтесь, что я пишу вместо А.С., но он все время болеет и устает, т.к. с температурой приходиться ходить. У него малярия. Если Вам что-либо в Питере нужно сделать — черкните нам — сделаем. И вообще пишите. Жаль, что не увидимся нынче...».

Наконец, теплое поздравительное письмо художнику — от Грина — 25 января 1928 года:

Дорогой Иван Семенович!

Я и Н.Н. сердечно поздр<авляем> Вас с Рожд<еством> Христ<овым> и Нов<ым> годом. Пишите Ваши прекрасные картины с тем же успехом, как всегда, будьте здоровы и благополучны!

Наша зима довольно суровая для юга, и мы топим все печи. Землетрясения больше нет. Я оканчиваю роман "Обвеваемый холм" (конечное название романа — "Джесси и Моргиана". — А.Н.) и скоро пришлю Вам своих книг штук 6. В Питере будем мы в апреле с.г. Привет!

Ваши А.С. Грины».

И вот — благодарное письмо из Мурома 28 марта:

Дорогой А.С.!

Ваши 6 книг я получил сегодня, и шлем скорее благодарность Вам за них. Я их получил в тот момент, когда я был за приготовлением своих вещей для Москов<ской> выставки картин, имеющей быть в ЦЕКУБУ от 15 апр. и по 15 мая с.г. <...> Мы очень гордимся полученным подарком! Сегодня было у нас много знакомых, и мы хвастались Вашими книгами. Очень благодарен за автограф. <...> Надеюсь, до скорого свидания!

Преданный и благодарный Вам И. Куликов».

Следующая и последняя известная нам весточка: в Муром — из Феодосии. Грин — Куликову (21 января 1929 г.): «Благодарю Вас за поздравление и сам поздравляю Вас с Новым годом. Живем тихо, никого не видим. Зима теплая. Пишу новый роман и играю на бильярде. <...>»

Александра Грина не стало 8 июля 1932 года, на 52-м году его многотрудной и замечательной жизни. Последние годы писателя, как известно, были самые трагические: безденежье, голод, тяжелейшая болезнь. И все-таки, были и счастливые минуты творческой радости: работа над неоконченным романом «Недотрога», получение авторских экземпляров последней книги — «Автобиографическая повесть». Последний месяц в Старом Крыму прошел в уютном и «солнечном домике», первом собственном владении Грина, рядом с любимой женщиной, разделявшей с ним самую драгоценную радость — сокровенную внутреннюю жизнь...

Художник Иван Куликов тоже рано подорвал здоровье напряженным трудом, постоянными житейскими заботами. Он ушел 15 декабря 1941 года, в 66 лет.

Его поездка в Крым так и не сбылась. Не смог и Александр Грин побывать в Муроме, на родине Ивана Куликова. Домик «с окнами в сад» не дождался писателя, который знал и любил Россию, прошел по многим ее дорогам. Это единое крымско-русское пространство, которое составляло реальное жизненное поле Грина, так же, как крымские мечты художника Куликова, певца заповедной России, — волнуют тем, что эти встречи-приезды как бы и состоялись — на тонком духовном плане.

За полгода до своей кончины, 3 июня, Иван Семенович отвечает на письмо Н.Н. Грин, в котором она сообщает, что собирается сделать музей Александра Степановича в мемориальном домике в Старом Крыму.

Многоуважаемая Нина Николаевна!

<...> То, о чем Вы просите, т. е. о каких-либо подсобных рисунках к портрету Александра Степановича — их у меня нет, и я их не делал. Я вспоминаю, как А.С. упорно не желал поддаваться моему гипнозу, чтобы портрет именно не удавался, и был доволен, что так и случилось. Ему нужно было достигнуть, чтобы выйти из-под воли художника, и сделать я ничего с ним не смог.

Я без улыбки не могу вспомнить этот эпизод.

Другое дело было с Вашим портретом. Как он старался содействовать успеху в этой работе и радовался, что портрет удался и нравился жене.

В то время, я припоминаю, жил с нами изв<естный> скульптор Н. Аронсон из Парижа и делал мне некоторые указания в тонкостях выполнения женского лица. Он мастер замечательный в этом отношении.

В моих воспоминаниях Александр Степанович занимает самое светлое место. Я храню его книги с автографами и порой мы все: я, жена и дочь очень увлекаемся чтением их.

Какие чудесные замки, по которым автор водит читателя, какие люди, с которыми он знакомит и какие страны, где плавают его корабли, все так интересно и сказочно!.. да, сказка человечеству нужна. <...>

Это замечательно, что Вы создаете такой уголок памяти замечательного писателя русского.

Я читал в газетах, что архив А.С. поступил в Госуд<арственный> Литер<атурный> музей. Все это сохранится. Все это ценно очень для нашей литературы. <...>

Остаюсь душевно преданный Вам И. Куликов.

Так соединило время двух неповторимых художников. Отмеченных глубокой внутренней музыкой своих творческих образов, особой элегантностью стиля и высокой печалью поэзии, всегда запрятанной в мудром сердце, знающем, что есть красота.

Литература

1. Грин Н.Н. Воспоминания об Александре Грине: Мемуарные очерки. Дневниковые записи. Письма. — Феодосия; М.: Издат. дом «Коктебель», 2005.

2. Беспалов Н.А. И.С. Куликов. — М.: Изобразительное искусство, 1990.

3. Российский государственный архив литературы и искусства (Москва). Ф. 127. Оп. 1.

4. Российская национальная библиотека (С.-Петербург). Ф. 404. Оп. 65.