М. Блинова. «Фантазии Гринландии»

Замечали ли Вы, что к писателям и поэтам, которые были нашими земляками, мы относимся по-особому? Например, в Орле почитают Тургенева и Тютчева, в Вологде — Батюшкова, в Туле — Жуковского и Толстого, в Воронеже — Бунина, в Н. Новгороде — Горького...

А мне, в этом смысле, дорог Александр Степанович Грин. К его книгам я обращаюсь постоянно, порой перечитывая по несколько раз. Совсем недавно я увлеклась «Бегущей по волнам» — романе о мечте. Погоня за ней приводила героев к невероятным совпадениям и скрещениям судеб. Но мечта постоянно сталкивалась с реальностью: прекрасный корабль попал в руки негодяя — капитана Геза, праздничный блеск маскарада в Гель-Гью не удержал горожан от попытки разрушить символ города — статую «Бегущей»... Только Фрези Грант предпочла мечту реальности — и стала добрым ангелом, всегда готовым прийти на помощь. Путешествуя по странам и городам, не существующим на карте, знакомясь с необычными, загадочными героями, невозможно не поверить в их существование, столь реалистично они описаны.

И всего лишь несколько строк заставили меня усомниться в истинности повествования: «...Гез... выпрямился, хлопнул руками по коленям и вынул из нижнего ящика стола скрипку. Увидев это, я поддался соблазну сесть снова. Задумчиво рассматривая меня, как если бы я был нотный лист, капитан Гез тронул струны, подвинтил колки и наладил смычок, говоря: "Если будет очень противно, скажите немедленно". Я молча ждал. Зрелище человека с желтым лицом, с опухшими глазами, сунувшего скрипку под бороду и делающего головой движения, чтобы удобнее пристроить инструмент, вызвало у меня улыбку, которую Гез заметил, немедленно улыбнувшись сам, снисходительно и застенчиво. Я не ожидал хорошей игры от его больших рук и был удивлен, когда первый же такт показал значительное искусство. Это был этюд Шопена...».

Прочитав такой эпизод, я очень удивилась: это фортепианное произведение, с профессиональной точки зрения, совершенно невозможно сыграть на скрипке. Поэтому я решила попробовать себя в роли соавтора и попыталась представить, что мог играть Гез.

Для начала я обратилась к биографии писателя. Никаких упоминаний о музыке, окружавшей писателя в детстве, я не нашла. Некоторые факты указывали лишь на то, что во время своих скитаний А. Грин слышал песни матросов, рабочих, в большинстве своем, вызывающие, по форме и содержанию. И все же мои поиски увенчались успехом: из воспоминаний первой жены Веры Павловны я узнала, что Грин относился к музыке очень избирательно. Список любимых произведений автора ограничивался теми, которые он слышал на эстраде или в граммофонной записи. Все они, так или иначе, упомянуты в его сочинениях. Это — «Хабанера» Ж. Бизе, «Рапсодия» Ф. Листа, оперы «Отелло» Дж. Верди и «Фауст» Ш. Гуно, несколько романсов и имена отдельных композиторов: Бетховен, Шопен, Григ, Рубинштейн и Моцарт. Вера Павловна также пишет, что «за 8 лет их супружеской жизни он почти не бывал в театре. В 1913 году на балете "Дон Кихот" Грину показалось, что благородный Дон Кихот осмеян, и он громко начал делать замечания, вызывая этим недовольство и шиканье публики».

Таким образом, я выяснила, что музыкального образования писатель не имел и руководствовался лишь любительскими субъективными пристрастиями. Судя по всему, из инструментальной его наиболее привлекала фортепианная музыка, возможно, поэтому он не разбирался в скрипичном репертуаре. Музыку XX века он относил к эстетике механического. Подтверждение этому я нашла в рассказе «Серый автомобиль», где автор упоминает «новые композиции, старательно передающие диссонанс уличного грохота или случайных звуков». Грин считал эту музыку неживой и отрицал любое авангардное искусство. Поэтому и выше приведенный список состоит только из образцов романтики и классицизма. Опираясь на то, что в тексте уже упомянут Шопен, я решила сосредоточить свои поиски на скрипичной музыке XIX века.

Предположение первое

Вначале воображение подсказало мне образ главного скрипача-романтика — Никколо Паганини. Биографические рассказы о нем, насыщенные таинственными легендами, сближают генуэзца, если исключить дьявольские мотивы, с героями произведений Грина. Скрипача даже называли «Колумбом новой эры». Страдая от одиночества и непонимания, Паганини главного своего собеседника и единомышленника нашел в скрипке, которую нередко одушевлял и представлял в мужской ипостаси с именем «il Cannone» (с ит. — «пушка»). Нетрудно представить подобные взаимоотношения с инструментом и у героя романа — капитана Геза, неуравновешенного, резкого человека, которого сторонились окружающие. Репертуар Паганини состоял из его собственных сочинений, чужие произведения он исполнял очень редко. Предстояло выбрать именно такое, что соответствовало бы строкам Грина: «Спенсер советует устраивать скрипичные концерты в помещениях, обитых тонкими сосновыми досками на полфута от основной стены, чтобы извлечь резонанс, необходимый, по его мнению, для ограниченной силы звука скрипки. Но не для всякой композиции хорош этот рецепт, и есть вещи, сила которых в их содержании. Шепот на ухо может иногда потрясти, как гром, а гром — вызвать взрыв смеха. Этот страстный этюд и порывистая манера Геза вызвали все напряжение, какое мы отдаем оркестру». Следовательно, в поле моего зрения попало лишь сочинение для скрипки solo — 24 Каприса. В воспоминаниях Стендаля я нашла, что виртуоз не любил исполнять этот опус публично: «Следует слушать Паганини не в больших концертных залах, когда он пытается состязаться с северными скрипачами, но в тот вечер, когда он играет каприччио и находится в ударе». Это перекликается с тем, что Гез музицировал только для себя, не выступая публично. Листая ноты, я искала «...резкие и гордые стоны, жалобу и призыв; затем несколько ворчаний, улыбок, смолкающий напев о былом» — так описал услышанное главный герой «Бегущей по волнам». Точного соответствия, к сожалению, обнаружить не удалось, но наиболее близки оказались каприсы № 11 и № 20. Последним доказательством в пользу этого предположения может служить то, что исследователи неоднократно подчеркивали влияние музыки Паганини, и особенно его «Каприччи», на некоторые этюды Шопена, один из которых, возможно, и услышал Грин в этом эпизоде романа.

Предположение второе

Другой музыкальный вариант, скорее, связан с образным содержанием романа, который я попыталась рассмотреть в необычном ракурсе, не столь очевидном при первом прочтении. Гез, капитан корабля, возникшего, как видение, появляется на пути главного героя — Гарвея, по странному стечению обстоятельств. Они заключают между собой сделку и отправляются в загадочное путешествие. Гез обещал своему новому знакомому: «...будет очень, очень весело. Вы не будете скучать...». Но в каюте капитана Гарвей замечает фотографию незнакомки, олицетворяющей вечную женственность: «Хотя я видел девушку всего один раз, на расстоянии, и не говорил с ней, — это воспоминание стояло в особом порядке. Увидеть ее портрет среди вещей Геза было для меня словно живая встреча. Впечатление повторилось, но теперь — резко и тяжело; оно неестественно соединялось с личностью Геза». Воспоминание о ней вызвало у Гарвея тревогу: «...если мимолетное впечатление ее личности было так пристально, то прямое знакомство могло вызвать чувство еще более сильное и, вероятно, тяжелое, как болезнь...». Это — образ Биче Сениэль, который всегда присутствует в мыслях обоих путешественников, незримо находится с ними на корабле. Но Гарвей не принимает «условий игры» Геза — отказывается участвовать в развлечениях с женщинами, специально приглашенными на палубу. Взбешенный капитан расторгает «договор» и ссаживает неповиновавшегося в шлюпку, оставляя его на произвол судьбы в открытом море, поступая бесчеловечно. Но как раз именно в этот момент Гарвей встречается со своей мечтой — Фрези Грант, которая, спустя несколько мгновений, вновь исчезает, обрекая героя на вечные поиски Бегущей по волнам. Если обратить особое внимание на строки: «Я понимаю так, что Гез сущий дьявол. Не приведи бог служить под его командой. Если ему кто-то не нравится, он вымотает из него все жилы» или «Он поддается внушению и сам же вызывает его, прельстившись добродетельным, например, героем или мелодраматическим негодяем с "искрой в душе"», то невольно ассоциацируешь Геза с Мефистофелем, а отсюда Гарвея — с Фаустом, а Биче — с Маргаритой. Тогда и выбор инструмента, с которым предстает Гез, становится вполне оправдан. Опера «Фауст» Гуно упоминается женой Грина среди его самых любимых произведений. Но Гез все-таки не поет, а играет, поэтому здесь точнее было бы предположить Фантазию Венявского на темы оперы. Кстати, этого польского композитора нередко называли «Шопеном скрипки».

Предположение третье

В ходе моего расследования, я сделала для себя открытие — оказывается, некоторые этюды Шопена, благодаря переложению Глазунова, можно исполнить на струнном инструменте, но не на скрипке, а на виолончели. В таком случае «ошибка» Грина заключается в выборе не композитора и произведения, а самого инструмента.

В любом случае, это лишь мои личные догадки, не претендующие на истинность. Возможно, у Вас возникнут другие версии, и это лишь подтвердит, что произведения Грина — бескрайний мир фантазии, невольно увлекающей за собой.