Н. Батхен. «Грин без грима. Как угрюмый пьяница создавал романтические феерии»

Александр Гриневский (1880—1932) — более известный как Александр Грин — вошел в историю русской литературы автором романтических сказок. Однако его биография была мрачной, как, впрочем, и ранняя проза.

Бывают люди, по природе своей лишенные удачливости, упускающие из рук то немногое, чем одаривает их жизнь. Александр Гриневский, сын ссыльного поляка, с детства знал, что такое неудачи. Отец его крепко пил — и то безудержно баловал первенца, то лупил его почем зря за незначительные проступки. Измученная туберкулезом и частыми родами мать пугала мальчика, обещая ему участь босяка. Болезненно впечатлительный юноша запоем читал переводные романы о приключениях, в одиночку шлялся по улицам или терроризировал окрестные леса, паля из собственного ружьишка в птиц без разбора. Друзей у него не было. Из приличной гимназии его вышибли за дурацкие стишки собственного сочинения — вундеркинд в ядовитом пасквиле прошелся по преподавателям: «Инспектор, жирный муравей, гордится толщиной своей...» — и далее в том же духе. Боясь неизбежной порки, Саша решил бежать из Вятки в Америку, но к вечеру замерз, проголодался и вернулся домой. Ему не везло во всем, даже в городской лотерее-аллегри: «Я проставил на билеты пять рублей, беря все пустые трубочки... До сих пор не забыть мне, как к колесу подошла дурная, как грех, девица, взяла два билета, и оба они оказались выигрышными: самовар и часы».

В шестнадцать лет, кое-как окончив реальное училище, Гриневский уехал в Одессу — поступать на корабль. Долговязый, щуплый, болезненно вспыльчивый подросток воображал себя ловким, подтянутым юнгой. Год он провел в одесском порту, перебиваясь с хлеба на воду, но жестокая школа жизни не искоренила пылкого воображения. Гриневский успел послужить учеником матроса, сходить в Крым и даже в Египет. Однако со всех пароходов Грин вылетал после первого (максимум второго) рейса. Матросы травили «барчука» и жестоко издевались над ним, а с офицерами гордый юноша раз за разом спорил и даже лез в драку.

С позором вернувшись в родную Вятку, Гриневский промаялся там зиму и на следующий год отправился искать счастья в Баку. Босяцкая жизнь его затянула, он бедствовал, голодал, побирался, ночевал где придется и брался за любую работу. Успеха, ожидаемо, не достигал нигде, порой ему не платили, плюс он подцепил малярию. После Баку был Урал, золотые прииски, лесосплав, год солдатчины, ячейка эсеров и виток революционной работы. Молодой подпольщик прославился пылкостью агитации и растратой партийных денег. Он наконец встретил первую любовь — потомственную революционерку Екатерину Бибергаль. Чувства Гриневского были столь пылки, что, не пережив отказа вступить в брак, он стрелял в возлюбленную. Но и в этом не преуспел — промахнулся, оцарапав лишь кожу. Вскоре горе-подпольщик оказался арестован, попал в тюрьму, отсидел первый срок, после чего разочаровалася в терроре и бомбах. Но зато именно эсеры его совратили, толкнув на скользкую стезю литературы. Первый свой рассказ «Заслуга рядового Пантелеева» Александр Грин написал по их заказу и получил сказочный гонорар — 75 рублей. Щедрый куш побудил неофита двигаться в выбранном направлении. И нельзя сказать, что двигался он легко.

Смерть взаймы

Разглядеть в ранних рассказах Грина прозу большого писателя не смог бы и опытный критик. Да, он писал ярко, эмоционально, с размахом, но пропаганда есть пропаганда. Его первые персонажи — парад уродов, галерея портретов из книги Ломброзо. Наблюдательный Грин охотно описывал смерти и самоубийства, теракты и казни; смаковал, как штык молодого солдата входит в похолодевший от ужаса затылок ефрейтора, как петля крепится на суку, как пуля пробивает тело, словно игла холст, а внезапная смерть сжимает сердце. Его герои вешают котят, пристреливают лошадей, дурно обходятся с женщинами, много пьют, они циничны до отвращения, одолеваемы галлюцинациями, голодом, жаждой денег и извращенных удовольствий. Судите сами:

Ночью Сидору Ивановичу приснилось, что он убил лебедя и съел. Убил он его будто бы длинной и черной стрелой, точь-в-точь такой же, какие употребляются дикарями, описанными в журнале «Вокруг Света». Раненый лебедь смотрел на него большими, человеческими глазами и дергал клювом, а он бил его по голове и приговаривал:

— Шваль! Шваль! Шваль!

Ранний Грин охотно жонглировал стереотипами: его трагические герои, жестокие негодяи, невинные или развратные девицы словно писаны под копирку. Первые рассказы были отвергнуты и Горьким, и Короленко, и другими известными писателями. Резюме было «можно печатать, а можно и не печатать». Но тут фортуна улыбнулась. Полный похмельных кошмаров и безысходной тоски остросоциальный хоррор попал в точку, оказался востребован читающей публикой. Воспользовавшись фальшивым паспортом, сочинив псевдоним из детской клички «Грин-блин», перспективный писатель перебрался в Петербург. Он вкалывал как безумный, оттачивал мастерство, сочинял памфлеты и скетчи, рассказы и стихи, отправлял их повсюду. Нельзя сказать, что мэтры Серебряного века любили Грина. «Вещь красивая, но слишком экзотическая», — высказался Брюсов о «Трагедии плоскогорья Суан». Однако издатели «желтой прессы» оказались куда практичнее. И вскоре от очевидного стало не отмахнуться: никому не известный провинциальный пьянчуга, пишущий странные вещи, ведущий себя нелепо, смешно, грубо, а то и глупо, сделался популярен.

Мустанг-иноходец

Говоря о Грине, многие забывают, что и до революции, и некоторое время после, писатель стоял в первом ряду «дорогих» литераторов рядом с Чеховым и Куприным. Он был профи, печатался в иллюстрированных журналах, зарабатывая такие деньги, какие даже в опийных грезах не могли присниться бакинскому босяку. И тратил их сообразно представлениям босяка о хорошей жизни.

«Меня прозывали "мустангом", так я был заряжен жаждой жизни, полон огня, образов, сюжетов. Писал с размаху, и всего себя не изживал. Я дорвался до жизни, накопив алчность к ней в голодной, бродяжьей, сжатой юности, тюрьме. Жадно хватал и поглощал ее. Не мог насытиться».

Жена Грина, Вера Абрамова добрейшей души женщина и неплохой детский писатель, приходила в ужас от его выходок, пьянок, дебошей, картежных игр. Она много вложила в писателя, навещала в тюрьме, пошла за ним в ссылку, отреклась от семьи, спасла от нищеты. Наивная Гелли, влюбившаяся в каторжника Нока, — это Вера в представлении Грина. Однако в итоге Абрамова бросила непутевого спутника. Она хотела счастья, спокойной жизни и при всей любви совершенно не понимала мужа.

Карьеру Грина прервала революция. Он скрывался в Финляндии от очередного ареста, вернулся в Петроград и на пару лет вновь вернулся в кошмар бродяжьей юности. Творческая жизнь кипела вовсю. Но в городе царили болезни, голод и холод, человека могли расстрелять за «буржуйский» вид, арестовать по доносу или лишить пайка, обрекая на смерть. Грин попробовал снова жениться, но вскоре развелся и подался на фронт. Отслужив несколько месяцев в Красной Армии, он заболел тифом и едва выжил. Заботами Горького Грин получил комнату в «Доме Искусств» — убежище для голодающих литераторов. Он прожил зиму рядом с Гумилевым, Мандельштамом и прочими знаменитостями и смог прославиться чудаковатостью даже в столь незаурядной компании. Казалось бы, пережитые испытания долженствовали еще более сгустить безысходность в творчестве Грина. Однако в нетопленой комнатушке вызревала феерия, история о чудесах.

Прототип Ассоль Александр Грин встретил в 1917 году, в газете «Петербургское эхо». Молодая вдова Нина Миронова работала там машинисткой. Но вскоре у Нины обострился туберкулез, и она уехала из Петрограда. В 1921 году вернулась в город, снова встретила Грина и спустя месяц вышла за него замуж.

Алые паруса

Алые паруса давно стали эталоном дешевой пошлости. Туристические яхты с красными тряпками на мачтах, сувенирные кораблики «made in China», конкурсы красоты «Ассоль года» и слащавые, как сахарин, попсовые песенки. Из искрометной феерии сделали сказочку про Золушку, которая дождалась принца. Но за розовым фантиком спрятали суть.

«Алые паруса» — история о невозможном. О чуде, не знающем рамок и правил; чуде, которое побуждало людей строить первые самолеты и космические корабли, искать лекарства от неизлечимых болезней, плыть к неизведанным землям, сказочным островам. Написать книгу о встрече с несбыточным, о мечте, вызывающей лишь насмешку у людей практичных и деловых. Купить две тысячи метров бесполезного алого шелка вместо телевизора, холодильника и тура в Анталью. И быть понятым человеком, ради которого ты этот шелк купил.