М.Ю. Михайлова. «Отрицательные определения как способ передачи семантики невыразимого в творчестве А. Грина»
В русском языке существует самостоятельное функционально-семантическое значение — семантика невыразимого, это отдельная категория со своим планом содержания и выражения. План выражения названной категории — это языковые единицы разных уровней языка, иерархически организованные. Семантика невыразимого представлена в разных функциональных разновидностях русского языка: разговорном, научном, публицистическом, языке художественной литературы. На настоящий момент нет специальных исследований, посвященных названному значению в русском языке.
Что касается художественного дискурса, то осуществленный нами лингвистический анализ показал наиболее активное участие средств передачи семантики невыразимого в текстах, ориентированных на эстетику романтизма. Таковы тексты русских поэтов-романтиков XIX в., художественные тексты мастеров слова, пишущих в других литературных направлениях, но ориентированных на эстетику романтизма. В частности, проза А. Грина характеризуется повышенной частотностью средств передачи семантики невыразимого.
Исследователи заметили, что масштаб личности мастера слова часто является препятствием на пути его творений в рамках одного литературного направления. Если раньше литературоведы старались отнести художника слова к одному из направлений, то сейчас становится очевидным, что тот или иной писатель может использовать приёмы и методы различных направлений в искусстве. Так, споры ведутся в отношении А. Фета и А. Грина, которые не умещаются в строгие рамки романтического направления.
Т.Ю. Дикова отмечает, что в последние десятилетия ряд исследователей улавливает характерную для А. Грина «пограничность» форм, «идущих» от разных творческих методов [6, с. 3]. Исследователи продолжают попытки поиска наиболее удачного названия литературного направления, в котором, по их мнению, творил А. Грин: «реалистический романтизм» / «психологический романтизм», либо квалифицируют его творчество как «реализм», добавляя компромиссные эпитеты «фантастический», «поэтический», «сказочный», «магический». В.Е. Ковский дает систематическую и концептуальную характеристику творчества А. Грина, указывает на преобладание романтического метода, хотя оговаривает, что поэтика мастера слова не ограничивается названным методом [7; 8]. Эту же мысль развивает В. Хрулев, отмечая, что романтизм А. Грина — это романтизм XX в., соответственно наполнен неповторимым философско-эстетическим отношением к миру [12]. Е.А. Козлова отмечает начало XX в. в русской литературе в целом как время активизации слова при помощи обращения к традиционным идеям, образам и конфликтам романтизма [9]. В свете сказанного литературоведы в отношении прозы начала XX в. употребляют термин «неоромантизм». А. Грин, безусловно, принадлежит к числу писателей, творивших при помощи названного творческого метода. Современные исследователи, характеризуя понятие неоромантизма уделяют внимание не столько типологической характеристике направления, сколько изучению и описанию художественной образности романтизма, которая способствует обогащению реализма. Т.Ю. Дикова говорит о своеобразном законе «формосмысла», выведенном А. Грином, законе «перевёрнутости», «оборотничества», который раскрывает образы «сущего» и «возможного» мира [6].
Романтическое искусство в этом смысле — не исключение. Проникнутый мистическими настроениями, стремлением к высшим сферам духа, романтизм обращается к символам, поскольку они «содержат в себе ещё и указания на то или другое своё инобытие» [10, с. 440]. Именно факт изображения двоемирия, мира материального и инобытия, являющийся важной составляющей эстетики романтизма, важен для нашего исследования, поскольку предопределяет активность средств передачи семантики невыразимого в творчестве А. Грина.
Объектом настоящего исследования являются отрицательные определения (отрицательные эпитеты, в другой терминологии) и их дериваты, употребляемые в прозе А. Грина. Предмет исследования — изучение особенностей функционирования отрицательных определений и их дериватов в качестве средств передачи семантики невыразимого. Семантика невыразимого как самостоятельное лингвистическое поле по горизонтали содержит семантические участки отрицательных определений невыразимый, неописуемый, несказанный, неизъяснимый, непередаваемый, необъяснимый, неназываемый, непостижимый и проч., а также их дериватов типа невыразимо, неописуемои т. п.
Материалом исследования послужили тексты А. Грина, представленные в 6-томном издании (А. Грин, 1993, 1994). Общее количество единиц, передающих значение невыразимого, в прозе А. Грина составило около 120 словоупотреблений. В целом в названном ряду отрицательных определений и их дериватов единицы, выражающие семантику невыразимого, представлены неравномерно с точки зрения частотности их употребления в текстах А. Грина, их способность быть планом выражения названного значения часто обусловлена рядом факторов. Кратко аргументируем сказанное.
Отрицательные эпитеты в системе средств передачи значения невыразимого в творчестве А. Грина составляют 61%. Лексема невыразимый и её дериваты в качества плана выражения семантики невыразимого представлены значительным числом — 14%. Как показал лингвистический анализ, отрицательное определение невыразимый и его дериваты в творчестве А. Грина регулярно передают семантику невыразимого, например: (1) Он мрачно оделся, неохотно позавтракал, забыл прочитать газету и долго курил, погружённый в невыразимый мир бесцельного напряжения; среди смутно возникающих слов бродили непризнанные желания, взаимно уничтожая себя равным усилием (Алые паруса).
В (1) отрицательное определение невыразимый содержит семантику невыразимого, которая усиливается средствами эстетики романтизма: передача внутренних переживаний персонажа, описание внутреннего мира героя; подробнее о функционировании лексемы невыразимый и её дериватов [11].
Отрицательное определение неописуемый и его дериваты в творчестве А. Грина также в полном объёме передают значение невыразимого, составляют 12%. В этих словоупотреблениях семантика невыразимого активно сочетается с семантикой предельно высокой концентрации качества, например: (2) В свете керосинового фонаря лицо её было изменчивым и прекрасным; лицо это дышало неописуемым отвращением (Приключения Гинча).
При этом в одних случаях семантика невыразимого и значение предельно высокой концентрации качества сопряжены и представлены в равной мере. В других случаях актуализируется одно из значений, а другое становится потенциальным, в частности, семантика невыразимого «выветривается». См. примеры с преобладанием семантики предельно высокой концентрации качества: (3) Всё пахло: ваниль, финики, кофе, чай; в соединении с морозным запахом морской воды, угля и нефти неописуемо хорошо было дышать здесь, особенно если грело солнце (Автобиографическая повесть); (4) С волнением смотрел он на этот давно не виданный им предмет комфорта. (...) Тщательно, с неописуемым наслаждением вымылся он с головы до ног (Леаль у себя дома).
См. пример, напротив, с преобладанием семантики невыразимого в отрицательном определении: (5) [Допросчик сообщает, что авторизованного рассказчика сейчас расстреляют] Когда появились солдаты, я содрогнулся, почувствовав естественный ужас, неописуемый по существу и невыразимо мучительный (Волчок).
Преобладание семантики невыразимого достигает максимума в следующем примере, поскольку отрицательное определение передаёт содержательно-концептуальную информацию текста: (6) — Церемония экзекуции, — сказал начальник тюрьмы, — будет выполнена вся, но топор не опустится. Эбергайль поцеловал его сапог. Начальник прикоснулся к сапогу, и пальцы его стали красными — от крови губ Эбергайля, не пожалевших себя.
Далее в момент казни: Тотчас же, с присущей ему живостью и неописуемой силой воображения создал он новое знание — знание отсутствия удара, и стал слушать чтение приговора, внимательно рассматривая палача в сюртуке, чёрных перчатках, цилиндре и чёрном галстуке. / Голос сзади сказал: «Палач, совершайте казнь». / — Меня обманули, — подумал Эбергайль. Голова отделилась от туловища (Загадка предвиденной смерти).
Очевидно, что семантика невыразимого представлена в анализируемом текстовом сегменте в полной мере благодаря эстетике романтизма: передаче двоемирия (мира реального и мира воображаемого, невыразимого, но мощного и страшного, в анализируемом контексте судьбоносного).
Семантика невыразимого в отрицательном определении необъяснимый и его дериватах в творчестве А. Грина представлена весом — 28%, однако только половина случаев содержит семантику невыразимого в актуализированном виде. Осуществлённый нами лингвистический анализ показал факторы, способствующие актуализации семантики невыразимого. Таковыми являются: 1) воздействие контекста; 2) тот факт, что определяемым словом является абстрактное существительное сферы чувств, эмоций, ощущений, внутреннего мира персонажа; 3) ирреальная модальность высказывания; 4) наличие в высказывании сравнения / метафорического плана / метафорического сравнения творительного падежа. Проиллюстрируем сказанное примерами: (7) В четвертом часу ночи на воскресенье Штрих внезапно проснулся, мгновенно взвинченный необъяснимой тревогой (Огонь и вода). В (7) семантика невыразимого актуализирована при поддержке контекста в сочетании с определяемым абстрактным существительным тревога (передающим внутренний план персонажа, его эмоцию).
(8) Чей это был сад, — я не знал, не мог также восстановить последовательность забросивших меня сюда условий, но помнил с горечью и отвращением к жизни, что страх — необъяснимый страх города, что я бродил, прятался, бежал и скрывался от неизвестных врагов, подстерегающих меня в толпе, за углами зданий везде, где было место ступить ноге человеческой (Убийство в Кунст-Фише). В (8) представлен ансамбль средств передачи эстетики романтизма: внутренний план персонажа, повторяющееся отрицание (приём апофатики) в левостороннем контексте; повторяющееся определяемое абстрактное существительное (страх), синонимический ряд глаголов, передающих приёмом градации смятение персонажа; слова с семантикой неизвестности (неизвестный).
(9) Поддавшись необъяснимому толчку — словно на меня пристально обернулся кто-то, — я прочёл аршинные буквы ярко озарённого плаката, украшавшего вход в театр (Серый автомобиль). В (9) — текстовом фрагменте из знакового рассказа А. Грина «Серый автомобиль» семантика невыразимого в отрицательном определении актуализируется при поддержке определяемого слова, являющегося абстрактным существительным (толчок, в переносном, метафорическом значении), сравнительного оборота в правостороннем контексте, лексем с семантикой неопределенности (кто-то), собственно метафорического плана.
(10) Я уже не видел её души, — надолго, как стальная дверь, охраняющая прекрасные сокровища, закрылись для меня редкой игрой судьбы необъяснимые прикосновения духа, явственные даже в молчании (Возвращённый ад). В (10) семантика невыразимого актуализируется в высказывании, представляющем метафорический план, содержащем сравнительный оборот в левостороннем контексте, метафорический план высказывания, определяемое абстрактное существительное (прикосновения); два кеннинга (игра судьбы — «случай»; прикосновения духа — «бессловесное общение»). Второй кеннинг непосредственно передаёт семантику невыразимого.
(11) Он спрашивал себя, что мешает ему, не дожидаясь первого, ещё весёлого для неё, поцелуя — теперь же пустить в дело револьвер? Ни он и никто другой не мог бы ответить на это. Может быть, последний ужас выстрела на глазах Анны притягивал его необъяснимой, но несомненной властью пристального взгляда змеи (Судьба, взятая за рога).
Семантика невыразимого актуализирована в левостороннем контексте ирреальной модальностью (вопросительное предложение); семантикой отрицания (общее и частное отрицание усилено градацией); вводно-модальным компонентом с семантикой возможного; метафорой творительного падежа в правостороннем контексте; кеннингом (властью взгляда змеи).
Заметим, что не все случаи словоупотребления отрицательного определения необъяснимый и его дериватов в творчестве А. Грина передают семантику невыразимого. В 50% случаев семантика невыразимого отодвигается на второй план, а отрицательное определение и особенно его дериваты становятся маркерами странности, экстраординарности описываемой ситуации, напр.: (12) Скажу вам откровенно, Трайян: хочется иногда явлений диких, странных, редких, — случаев необъяснимых; и я буду разочарован, если ничего не случится (Львиный удар); (13) У беременных женщин бывают необъяснимые прихоти (Джесси и Моргиана); (14) (...) я, Валентин Муттеркинд, собирался уже вернуться в казарму, как вдруг слабый, еле заметный след в глубине рощи приковал моё внимание к необъяснимости своего появления (Всадник без головы). В (12), (13), (14) актуализируются дифференциальные семы отрицательных определений невыразимый и необъяснимый (необъяснимое во многих случаях выразить можно).
Отрицательное определение неизъяснимый и его дериваты составляют 3% в общем количестве средств передачи семантики невыразимого, но передают её регулярно, напр.: (15) Около года назад среди снов, ощущения и детали которых имеют для меня почти реальное значение, благодаря их, так сказать, печатной яркости, я уловил мотив — неизъяснимую мелодию, преследующую меня почти каждую ночь. Мелодия эта переходит всякие границы выражения её силы и свойств обычным путём слов (Сила непостижимого); (16) Но помимо слов ваших, было неизъяснимое душевное движение между нами, заставившее меня поверить (Весёлый попутчик). В (15) и (16) семантика невыразимого помимо отрицательного определения актуализируется метафорическим планом повествования, а также другими средствами её передачи (описательными оборотами, указывающими на отсутствие / неважность слов для ситуации). В (15) семантика невыразимого представлена также в сильной текстовой позиции — названии рассказа.
Отрицательные определения непередаваемый и несказанный составляют по 1,5% каждый среди общего количества средств передачи семантики невыразимого. Оба отрицательных определения выражают значение невыразимого, но в лексеме непередаваемый намечается десемантизация названного значения, её выветривание, на место значения невыразимого приходит значение предельно высокой концентрации качества, напр.: (17) Невольно я оглянулся и увидел назойливо, с непередаваемой рассеянностью устремлённые на меня блестящие голубые глаза. Он смотрел так, как смотрят на карандаш или огрызок яблока (Зурбаганский стрелок).
Интереснее обстоит дело с употреблением отрицательного определения несказанный: у А. Грина встречается словесная игра, построенная на омонимии: неска́занный и несказа́нный, напр.: (18) — Но, дядя, — я вижу, я понимаю ваше лицо, — ответьте мне не сурово. Я ещё не всё сказала вам; это несказанное — о себе; я пока стиснута ожиданием ответа (...) (Блистающий мир); (19) Я мог бы, конечно, с великим удовольствием сесть и играть, катая варёные крутые яйца, каковая игра называется — «съесть скорлупку», — но мог также уловить суть несказанного в сказанном (Золотая цепь).
Если в (18) отрицательное определение не передаёт семантику невыразимого (ударение в нём — на втором слоге), то в (19) организована игра, столкновение омонимов несказа́нный и неска́занный, т. к. в контексте не снимается омонимия значений «словесно непередаваемый» и «словесно не выраженный».
Единично представленные составляют 1% от общего количества средств, передающих семантику невыразимого, отрицательные определения неназываемый, непостижимый и отадъективный субстантиват недоступное, см. примеры из «Блистающего мира»: (20) Во мне какое-то неназываемое мучение и тревога; (21) [Героиня вспоминает] Меж настоящим и давно бывшим, отрывком непостижимой истории, лежало путешествие в Лисс; (23) — Брак. Вот первое, что — хотите вы или не хотите — уничтожит вторую сферу, дверь которой в мгновения, не подлежащие учёту науки, раскрывается перед вами внезапно, являя таинственное сверкание двойственных образов психофизического мира, которыми полно недоступное.
В целом, осуществлённый нами лингвистический анализ позволяет заключить, что отрицательные определения в творчестве А. Грина являются активным средством передачи семантики невыразимого.
Литература
1. Грин, А. Собрание сочинений: в 6 т. Т. I. Штурман «Четырех ветров» / А. Грин. — Екатеринбург: Крок-центр, 1993. — 592 с.
2. Грин, А. Собрание сочинений: в 6 т. Т. II. Ранчо «Каменный столб» / А. Грин. — Екатеринбург: Крок-центр, 1993. — 576 с.
3. Грин, А. Собрание сочинений: в 6 т. Т. III. Вокруг Центральных озер / А. Грин. — Екатеринбург, 1993. — 576 с.
4. Грин, А. Собрание сочинений: в 6 т. Т. IV. Джесси и Моргиана / А. Грин. — Екатеринбург, 1993. — 576 с.
5. Грин, А. Собрание сочинений: в 6 т. Т. V. Сердце пустыни / А. Грин. — Екатеринбург, 1993. — 576 с.
6. Дикова, Т.Ю. Рассказы Александра Грина 1920-х годов: Поэтика оксюморона: дис. ... канд. филол. н.: 10.01.01 / Т.Ю. Дикова. — Екатеринбург, 1996. — 245 с.
7. Ковский, В.Е. Александр Грин: преображение действительности / В.Е. Ковский. — Фрунзе: Илим, 1966. — 128 с.
8. Ковский, В.Е. Романтический мир Александра Грина / В.Е. Ковский. — М.: Наука, 1969. — 296 с.
9. Козлова, Е.А. Принципы художественного обобщения в прозе А. Грина: развитие символической образности: дис. ... канд. филол. н.: 10.01.01 / Е.А. Козлова; Псков; науч. рук. В.Е. Ковский, 2004. — 204 с.
10. Лосев, А.Ф. Знак, символ, / А.Ф. Лосев. — М.: Московский университет, 1982. — 480 с.
11. Михайлова, М.Ю. Лексема А. Грина и её дериваты в прозе А. Грина / М.Ю. Михайлова // Перспективы развития науки и образования: сб. мат-ов Международной заочной научно-практической конференции в 8 частях. Часть I. — М.: АР-Консалт, 2015. — С. 109—115.
12. Хрулев, В. Александр Грин: поэзия мечты и воображения / В. Хрулев // Бельские просторы. 2008. — № 4 [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.hrono.ru/text/2008/hrul04_08.html.