Н.Н. Грин (Гриневской). 1930, Феодосия

Дорогая, милая Ниночка,

прежде, чем объяснить тебе причину нашего недоразумения, мне хочется сначала сказать все ласковые слова, в какие я одеваю тебя и мысленно: Цветочек, Ласточка, Милая, Солнышко, Голубчик, дорогой мой, смышлёныш, глупенький, тяпушка, дурачок, попрыгунчик и Козочка. И — читик.

Видишь ли, тяпушка, мой характер, как его ни суди, таков, что, будучи поглощен одной мыслью, одной любовью и одной целью, отвергает с ненавистью и жестокостью — хирургической жестокостью — всё, что разменивает эти — смею сказать — золотые монеты на известные тебе, милый, храбрый драгунчик — мильрейсы.¹

Я шучу потому, что люблю, люблю, безумно люблю тебя. Иначе я бы не шутил.

О, сердце мое! Сердце мое, милая.

Вот, мысли смешались на нежности. Вот всё главное: не так; вот всё, что мучит.

Говорить ли о том, мой цветочек, что было, в минуты раздражения, говорено не раз и вызывало слезы твои?

Под этим знаком, не называя имен и обстоятельств, я попробую объяснить, наконец, это, для меня — очень важное, что вызвало нашу горесть.

Козочка, милая, солнышко мое.

Обстоятельства наши таковы — помоги, Бог, мне выразить точно, что я хочу сказать, — они таковы, что самые интимные минуты и мысли, и намерения, — нет других слов, — всё окрашено этим знаком, этим явлением, мне чуждым и странным.

Я вчера сказал: «Ниночка, тебя раньше буду я укладывать спать», — сказал по тягостной прямолинейности своей натуры, не умеющей, беспомощной сказать иначе. Всего лишь я хотел сказать, что хочу быть всегда твоим Другом-мужем. Пишу это и боюсь, что опять, солнышко, в чем-нибудь передам неверно. Но, довольно тебе сказать, и, Боже, прости меня, — я дошел до того уже, что стал желать исчезновения явления.

Глупенький, попрыгунчик, я хочу этим лишь сказать, как сильно, как страстно я хочу обладать тобой всецело, безраздельно, исключительно, до конца. Недолго я могу говорить так. Так бывает лишь — раз в жизни. Больше — никогда.

Итак, возвращаюсь к сказанному, я перевел вчерашнее на мой язык: твое бессознательное вечно настороже, оно боится не времени, стука в комнату, обычного возгласа: «Ни-ноч-ка!» — а, может быть, — и еще более бессознательного старания отвлечься от меня, цепляясь за малейший, с виду, невинный предлог. Так я должен был написать, потому что всё это я передумал не один раз.

Что неясно — скажи. Если тебе захочется — напиши, так, как это только ты можешь сделать, — ясно, честно и — всегда — тепло. И, если захочешь успокоить меня, — только два слова и есть — 3: «Сашечка, друг мой».

Не сердись. Считаю, что надо всё сказать сразу. Надо встать за свою любовь всей силой хотя бы сильного огорчения. Всеми зубами. Она приходит раз в жизни и не возвращается. Господь Бог видит, что я сказал правду.

За сказанное меня прости.

Навеки твой Саша.

Примечания

Датируется предположительно, по воспоминаниям Н. Грин (ФЛММГ КП 4834/Д 1746). Печатается по тексту доклада С. Барановой «Весь навсегда твой Саша» [21: 6—8]. Подлинник находится в РГАЛИ (Ф. 127. Оп. 1. Ед. хр. 69). Публикуется впервые.

1. ...мильрейсы. — Денежная единица Португалии, в 1911 г. замененная на эскудо.