В.Л. Лидин. «Остров Триголотид»
В.И. Сандлер. «Воспоминания об Александре Грине». Л., 1972.
В Московском Доме журналиста, в ту пору беспорядочно шумном, не очень устроенном, журнал «Огонек» отмечал какую-то дату, вечер с выступлениями завершился банкетом, тоже достаточно беспорядочным вероятнее всего, отмечалось пятилетие существования «Огонька». Тогда это были тощие тетрадочки в мутной зеленой обложке с какой нибудь очередной фотографией на ней. В вестибюле, в поздний час вечера, когда наверху, где шел банкет, стало уже вовсе шумно, я увидел одиноко сидящего Грина. Для меня Грин был существом романтическим, в его рассказах колыхались тропические моря, скрипели ванты, дул мягкий пассат или надвигался шторм, — Грин был весь из ветра и движения. Но сейчас, бледный, уставший и одинокий, мало кем из московских литераторов знаемый в лицо, он сидел один на скамеечке.
— Александр Степанович, может быть, вам нехорошо? — спросил я, подойдя к нему. Он поднял на меня несколько тяжелые глаза. — Почему мне может быть нехорошо? — спросил он в свою очередь. — Мне всегда хорошо.
Я ощутил, однако, в его словах некоторую горечь.
— У Грина есть свой мир, — сказал он мне наставительно, когда я подсел к нему. — Если Грину что-нибудь не нравится, он уходит в свой мир. Там хорошо, могу вас уверить. — Я знаю, что там хорошо, — сказал я. — Я читал ваши книги. — А что вы читали? — осведомился он, видимо уверенный, что я прихвастнул ради красного словца или просто хотел сказать ему приятное. Я назвал несколько его книг. — Вы их действительно читали? — спросил он подозрительно.
Тогда я рассказал ему все, что думал о его книгах, добавив, что в моем представлении их автор не меньше Джозефа Конрада поплавал по морям.
— По морям я, конечно, плавал, — сказал Грин. — Но мои моря огромные, это совсем не те моря, которые вы знаете по географическим картам. Кроме того, у меня есть и свой остров. Вы не верите?
— Нет, отчего же, — ответил я примерно тем же тоном, каким он спросил у меня, почему ему может быть нехорошо.
— Ладно, — засмеялся Грин. — Вы человек сухопутный, вам этого не понять. — Ему показалось все же, что он несколько обидел меня. — Остров Триголотид, подход к нему опасен из-за коралловых рифов.
Потом он поднялся, сделал приветственный знак рукой и стал медленно подниматься по широкой мраморной лестнице наверх, где с затухающим гулом довершался банкет. Я записал в записную книжечку «Грин. Остров Триголотид». Недавно я эту книжечку нашел и только поэтому вспомнил название принадлежавшего Грину острова.
Год спустя, редактируя книгу автобиографий советских писателей, я обратился и к Грину с просьбой прислать свою автобиографию. «Для Вас — что хотите», — ответил он мне очень быстро.
«Я родился в Вятке в 1880 году, образование получил домашнее; мой отец, Степан Евсеевич Гриневский, служил в земстве и в Вятку попал из Сибири, куда был в 83 году сослан за восстание в Польше. Мать моя — русская, уроженка г. Вятки, Анна Степановна, скончалась когда мне было 11 лет.
16 лет я уехал из Вятки в Одессу, где служил матросом в Р.О.П. и Торг. и в Добров. Флоте. Я проплавал так три года, затем вернулся домой и через год снова пустился путешествовать. После различных приключений я попал в 1906 году в Петербург, где напечатал первый свой рассказ в «Биржевых ведомостях» под назв. «В Италию».
Всего мной написано и напечатано (считая еще не вошедшие в книги) около 350 вещей.
Желаю и Вам того же. Приеду в Москву 10 ноября.
Лучшей карточки нет.
Есть еще одна, но очень страшная, то есть голова вышла с растрепанными волосами, Оцуп снимал для Кр. Нивы, а я не пригладил.
Скоро Вас увижу. Будьте здоровы. Ваш А.С. Грин».
Автобиография была краткой и деловой, без островов и морей. При встрече я сказал об этом Грину. Он пристально, как бы раздумывая, стоит ли говорить мне это, поглядел на меня.
— А знаете ли вы, что критика меня всегда просто не замечала... одни считали даже, что я иностранный писатель, а другие, что я передираю у иностранцев. О каких тут островах еще писать в своей автобиографии!
Я не сказал тогда Грину, что придет пора, я уверен в этом, и его будут жадно читать и оценят, в конце концов оценят.
Дождаться этого, как и многим хорошим писателям, Грину при жизни не довелось. Острова, коралловые рифы, плеск тропического моря, алые паруса бегущих по волнам кораблей — все это возникло тогда, когда Грина уже не стало. Но его романтическое имя вошло в нашу литературу. Грину вверяет свои мечты не один молодой читатель и следует вместе с ним до принадлежащего Грину острова Триголотид, к которому опасно причаливать из-за коралловых рифов, а на берегу — пальмы и хижины и чье-то прекрасное сердце.