Имя, фамилия, местность

Здесь, в атмосфере «Рабочей комнаты», задумаемся о том, что, прежде всего, бросается в глаза при чтении гриновских книг. С поразительным постоянством и смелостью соблюдает писатель однажды принятое им обязательное условие.

Грин-романтик (а есть еще Грин-реалист) сознательно лишает себя такого немаловажного средства обрисовки героя, как привычные нашему сознанию имя, фамилия, реальное место действия. А это — сильные краски в палитре художника. Не говоря о возможности уже самою фамилией подсказать характер героя (Правдин, Пришибеев, Молчалин), не говоря об именах, звучащих нарицательно, и прочее и прочее, самое обычное «нейтральное» имя-отчество тоже не совсем нейтрально. Оно таит в себе множество ассоциативных возможностей. Художник волен их выявить и усилить, сообразуясь со своим замыслом. А вот Грин лишает себя этой краски...

Почему и как удается Грину так убедительно и достоверно рассказывать о необыкновенном?

Грин — поэт. Его прозу поддерживают те малоизученные «опоры», которые поддерживают поэму или стихотворение...

Проза Грина — это подлинная поэзия. И как всякая поэзия, она сродни математике. Есть какая-то безупречная математическая точность, точность не только вычисленных, но и угаданных, как в музыке, законов, по которым Александр Грин создает свою романтическую модель мира.

Геннадий Гор

Мы уже побывали в «Гринландии» и легко можем себе представить, что в этой придуманной стране, скажем, Сидоровы и Петровы выглядели бы заезжими путешественниками, а то и персонажами научно-фантастического жанра. Но гриновские герои не пришли в другой мир. Они у себя дома. Они — в «Гринландии»!

Эта гриновская особенность в разное время оценивалась по-разному. Одни отмечали явную «иностранность» имен и этим упрекали автора. Другие, смущенные сложностью положения, указывали на гриновские имена и звучания явно отечественного корня (скажем Фирс, Куркуль, Летика).

Чтобы познакомиться с Грином-реалистом, достаточно прочитать рассказ «Заслуга рядового Пантелеева», не включенный самим автором в собрание сочинений — как нетипичный.

У Грина-романтика можно, конечно, найти и то, и другое. Важен общий смысл творческого приема, принцип отбора этих самых имен. Есть ли закономерность?

В том-то и дело, что какой-то строгой закономерности нет. Принцип один: по возможности избежать «привязки» к местности и нежелательных ассоциативных связей, которые могут притаиться за именем героя и помешать авторскому замыслу, отнять у него «свободу рук».

Говорим здесь о фамилиях, несколько упрощая вопрос.

То, что художнику-реалисту (иногда и романтику, только иного, не гриновского склада) бывает просто необходимо, здесь оказывается помехой. Грин фантазирует, изобретает имена (по-своему, т. е. по-гриновски, выразительные), отыскивает подходящие в прочитанной книге; слово может сойти с вывески или газетного объявления и, чуть переиначенное, ожить именем героя, названием острова, пролива.

Слишком темпераментен, динамичен этот писатель, слишком богата и необузданна фантазия его, чтобы удовольствоваться возделыванием серых, унылых огородов нашего быта...

Михаил Левидов, 1915

Странное имя, сначала безликое, силою гриновского таланта начинает жить, и само, в свою очередь, вызывает у читателя вполне определенное представление, образ: Ассоль, Тави Тум, Фрези Грант... Подмечено, что некоторые нравящиеся автору герои названы именами с гриновской буквы: Грэй, Горн, Гарвей...

Кабинет А.С. Грина. Современное фото

Наверное, это большая и благодарная тема для отдельного исследования. Мы же обратим внимание на полку книг в рабочем кабинете писателя. Может быть, удастся увидеть что-нибудь совсем для себя неожиданное.

Вот энциклопедия Брокгауза и Эфрона. Та самая, которую Грин приобрел в Феодосии, обосновав покупку соображением, что здесь, вдали от столичных библиотек и прочих возможностей, без Брокгауза и Эфрона не обойтись.

Изобретательный фабулист, он... поспешил перенести место действия своих повестей и новелл в далекие экзотические страны — обстановка «родных осин, чрезмерно знакомая читателю, а потому трудно обходимая, слишком часто зацеплялась бы за винтики гриновской фабулы и останавливала бы развитие подобно соринке, попавшей в часы с открытой крышкой. Крышку надо было захлопнуть — фабулу надо было совершенно изолировать от реальности, рассматриваемой Грином как сор...

А. Роскин, 1935

Энциклопедия уцелела чудом, потом оказалась в библиотеке издательства «Таврия» и была передана музею. Книги и теперь в очень хорошем состоянии. Обратим внимание на 18-й полутом. Прочитаем оттиснутое золотом на корешке:

«ГРАВИЛАТ
ДО
ДАВЕНАНТ»

Позвольте, но это ведь имена героев гриновского романа «Дорога никуда»! Первое, слегка измененное автором на Гравелот, второе — Давенант, Тиррей Давенант, главный герой романа, написанного здесь, в этих стенах!

Можно вспомнить, что Гравелот в романе — это, собственно, тот же Тиррей Давенант, только в новом своем обличье — хозяина гостиницы. Гравелот — Давенант... Золотом на корешке оттиснуты два имени главного героя, стоят рядом...

Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона — самая крупная дореволюционная русская энциклопедия. Состоит из 86 томов (82 основных и 4 дополнительных), ежегодно выходили 4—5 томов в течение 1890—1907 годов. Тираж 30 тыс. экземпляров.

Конечно, чем-то подтвердить эту нашу догадку сегодня некому. Зная кое-что о «Гринландии», о свойствах авторской фантазии, его чувстве юмора, его подходе к материалу, можно только представить, что вот здесь, на нашем месте стоял Александр Степанович Грин и разглядывал корешки энциклопедического словаря; слова «Гравилат» и «Давенант» чем-то привлекли его писательское внимание; может быть, он усмехнулся про себя, своим мыслям...

Чем же все-таки мог привлечь внимание писателя именно этот, восемнадцатый полутом? Нет ли намека, может быть, указания? Оказывается, есть. Довод достаточно красноречивый, если принять в расчет склад гриновского ума и воображения.

Можно не сомневаться, что Александр Степанович охотно изучал 18-й полутом энциклопедии. Кроме сказочников братьев Гримм и шести гриновских однофамильцев, там еще столько сильных слов для его рассказов, что можно зачитываться их подробным толкованием: гром, гроза, гранит, гриф, гуманизм, грамота, гравирование, гребные суда, граница, Греция, Гренландия, Грей...

Чтобы найти в энциклопедии фамилию «Грин», надобно снять с полки именно этот том. Известно, что своими современниками-однофамильцами по псевдониму Грин интересовался. Приобретая Брокгауза и Эфрона, он мог, что очень естественно, просмотреть предшествовавших ему «Гринов»... А их в энциклопедии целых шестеро.

Александр Степанович Грин. Фото 1923 года

Но, конечно, занять его мог лишь один из них, Роберт Грин, который, как сказано в энциклопедии, «захворал и, оставленный своими собутыльниками, угас одиноко в хижине бедного сапожника, на 33 году своей жизни (1592)». Читаем далее: «Работая с необыкновенной легкостью, Г. думал не о слове, а о деньгах, которые ему щедро выплачивались издателями, и которые он немедленно прокучивал в обществе... представителей английской литературной богемы конца XVI века». И вот что еще: «Характер Г. представляет собою любопытное в психологическом отношении явление. Трудно найти писателя, у которого принципы и мнения, выражаемые в литературной деятельности, до такой степени расходились бы с инстинктами и поступками. Сочиняя нравоучительные повести, исполненные возвышенного лиризма стихотворения, выводя в своих драмах идеальные женские характеры...»

— Погодите, — мог сказать читатель. — Мало ли как жил английский автор Роберт Грин в шестнадцатом веке? Какая здесь может быть связь?

Несмотря на свою нервную и вспыльчивую натуру, он никогда не был зачинщиком стычек и даже в сильно возбужденном состоянии часто отходил в сторону. И это вовсе не было признаком трусости...

Николай Вержбицкий

В том-то и дело, что, по странному совпадению, вычитанное из старой энциклопедии очень походит на то, что уже в нашем веке говорили и писали об Александре Грине его недоброжелатели...

Можно вспомнить перечисленные А. Грином небылицы о нем, пущенные в оборот «собратьями по перу»; проясняется и второй смысл легенды о Санди Пруэле, созданной «дядюшкой Гро» (роман «Золотая цепь», эпилог, 1926 год), в которой некоторые исходные точки вроде бы верны правде жизни, но развиваются далее в полнейший поклеп, с извращением как смысла событий, так и самого образа главного героя...

Не касаясь других соображений, могущих возникнуть из сопоставления судеб столь далеких друг от друга «писателей-однофамильцев», сделаем лишь одно заключение: у А.С. Грина был достаточный повод обратить внимание на 18-й полутом энциклопедии, стоявшей на полке в рабочей комнате его феодосийской квартиры.

Да и самого Грина, в бытность его в Петербурге, можно было найти где-нибудь в кабачке, в богемной компании.

За фамилией еще одного героя романа «Дорога никуда» — Ортом Галераном — тоже далеко ходить не пришлось: Галеран — от Галерея, Галерейная улица, на которой стоит дом, известный сегодня как «музей Грина».

Впечатления, навеянные «Рабочей комнатой», умножаясь и усиливаясь, будут сопровождать нас при знакомстве с детством и юностью писателя, с путями его реальных скитаний и странствий.