Странствия морские и сухопутные

Научного жизнеописания А.С. Грина еще нет. Есть незавершенная «Автобиографическая повесть» писателя, доведенная до 1905 года. Есть краткая автобиография, написанная Грином в 1913 году для С.А. Венгерова. Наконец, в 1972 году в Лениздате вышел сборник «Воспоминания об Александре Грине». Это издание, при всех недостатках, отмеченных критикой¹, помогает осветить малоизвестные или спорные факты жизни писателя; здесь опубликованы (правда, не полностью) воспоминания Н.Н. Грин.

«Автобиографическая повесть» Грина — это, конечно, именно повесть. Изложенное в ней, как показали архивные разыскания исследователей, нуждается в уточнении. «Автобиографическая повесть» — книга «мудро и жестко правдивая и одновременно овеянная вымыслом»². И в самой повести есть гриновское объяснение возможных неточностей: «...я пишу не популярное исследование, а лишь вспоминаю, причем пишу так, как вижу запомненное теперь».

В комнате музея, оформленной как «Каюта странствий», обращают на себя внимание знаки Зодиака, панно, изображающее корабль в звездном океане, плывущий навстречу солнцу (символ юношеской мечты Грина), глобус, висячие керосиновые лампы, пестро раскрашенная шарманка, над нею — старинные часы-домик.

В экспозиции — фотоснимки, портреты, литографии, книги, иллюстрирующие сведения о детстве и отрочестве А. Грина в Вятке, а также годы скитаний (1896—1901).

Александр Степанович Гриневский родился в маленьком городке Слободском Вятской губернии 23 августа (11 августа по старому стилю) 1880 года. Еще младенцем он был перевезен в Вятку (ныне Киров), где жил с родителями безвыездно до шестнадцати лет. Отец его — Степан Евсеевич Гриневский — был сослан на поселение в связи с участием в польском восстании 1863 года, после амнистии жил в Вятке. Мать, Анна Степановна, «девица из мещан», умерла от чахотки, когда Саше было тринадцать лет. Через год отец женился вторично.

Четырех лет мальчик выучился азбуке и даже прочел первое слово: «В моем уме вдруг слились звуки этих букв и следующих, и, сам не понимая, как это вышло, я сказал — «море»³.

Учеба в Вятском реальном училище, два исключения «за скверное поведение» и третье, окончательное, — за сатирические стихи на своих учителей. Пришлось доучиваться в городском четырехклассном училище, которое он и окончил в 1896 году.

Книги читал «бессистемно, безудержно, запоем». Майн-Рид, Гюстав Эмар, Жюль Верн, Эдгар По... «Тысячи книг сказочного содержания сидели в моей голове плохо переваренной пищей»⁴.

Экспозиция книг Гоголя, Тургенева, Лескова, Гончарова, Л. Толстого, Достоевского дает представление и о серьезной литературе, которую мальчик читал запоем.

Под куском плексигласа смонтированы в два ряда небольшие портреты авторов книг, прочитанных Сашей Гриневским: Чехова, Решетникова, Писемского и, конечно же, Д. Дефо, Ф. Купера, Э. По, В. Гюго, Ж. Верна.

Книги были его настоящей жизнью. «Я не знал нормального детства», — скажет потом писатель. Он испытал горечь побоев, порки, стояния на коленях. Постепенно в этих условиях складывалась натура неистово мечтательная, замкнутая, — товарищей у мальчика почти не было, — полная непокорства и неприятия окружающего.

Такой-то юноша, долговязый и слабогрудый, с обостренной мнительностью, чувством справедливости и собственного достоинства, вспыльчивый, нерасчетливый до предела, пленился ленточками бескозырки на вятском парне и с двадцатью пятью отцовскими рублями в кармане, с напутствием «не пропасть» отправился летом 1896 года в далекую Одессу устраиваться матросом на корабль — в плаванье, по возможности, кругосветное...

Первое слово — море, первая книжка — «Путешествия Гулливера»... «Мое первое самостоятельное путешествие было рядом мелких колумбиад, открытий и наблюдений»⁵.

После многих невзгод Гриневский устроился учеником матроса на пароход «Платон» и совершил каботажное плаванье по Черному морю с заходом в Севастополь, Ялту, Феодосию, Поти, Батуми. Позднее на парусной шхуне-дубке «Св. Николай» (модель этого дубка экспонируется) проплыл из Одессы в Херсон, а весной 1897 года матросом на пароходе «Цесаревич» попал даже в заграничное плаванье — через проливы в Египет, в Александрию.

Рассматривая выставленные в музее два цветных изображения Александрии, каким выглядел этот египетский город в 90-е годы прошлого столетия, литографию Стамбула начала XX века, фотографии Феодосии и Одессы конца прошлого века, можно представить, какое впечатление произвело все это, впервые увиденное, на юного мечтателя из тогдашней глухой Вятки.

Море, однако, тоже явило свою изнанку. Постоянная нужда, насмешки над узкогрудым нескладным пареньком, черствость и грубость, даже рукоприкладство — все это шло рядом с тайной работой мальчишеской фантазии, подогретой чтением приключенческой литературы. Службы не вышло. Пришлось возвратиться в родную Вятку. Помыкав горе, летом 1898 года он снова отправился к морю — теперь на Каспий, в Баку, где служил на рыбных промыслах, на пароходе «Атрек», а «больше всего был Максимом Горьким»: соскребывал краску с пароходов, забивал сваи для пристани, гасил нефтяной фонтан, выгружал бревна со шхуны, — в общем, голодал и мерз, ночуя в пустых котлах, под опрокинутыми лодками, иногда просто под забором.

Подхватив лихорадку, он опять едет домой (весной 1899 года), чтобы в феврале 1900 года пешком отправиться уже совершенно в другую сторону — в сухопутное странствие на Урал. Здесь — те же «горьковские университеты»: работа на чугуноплавильном заводе, дровосеком, сплавщиком леса, рудокопом; бедовал на приисках, загораясь мечтой о кладах («есть верховое золото: сорвешь пласт дерна, и с корешков травы стряхиваешь, как крупу, чистое золото...»). После этого беспочвенный фантазер, настрадавшись, снова возвращается в Вятку.

Следующая довольно большая экспозиционная комната музея, почти квадратная, носит название «Кают-компания клипера».

В потолке — «корабельный люк», знаки Зодиака, на одном из окон стоит маячный фонарь рубинового стекла, на стене укреплена большая красивая модель клипера «Аврора» с белыми парусами, с мельчайшими, тщательно выполненными деталями. Украшают «кают-компанию» оригиналы иллюстраций С. Бродского к рассказам А. Грина.

Здесь экспонируется материал, связанный с жизнью и творчеством А.С. Грина в дореволюционной России (с 1902-го по февраль 1917 года).

После нескольких новых попыток найти свое место в жизни будущий писатель в марте 1902 года добровольно пошел в солдаты (отчасти по желанию отца, уповавшего на благотворное воздействие дисциплины) и очутился в Пензе, в 213-м Оровайском резервном пехотном батальоне. Однако выносить муштру и фельдфебельщину оказалось строптивому юноше не по силам.

«Моя служба прошла под знаком беспрерывного и неистового бунта против насилия». Начались «университеты» посуровее горьковских. Из десяти месяцев службы в армии три с половиной он просидел в карцере... Сохранился красноречивый послужной список солдата Александра Гриневского. Там сказано: «1902 год. Март, 18-го: зачислен в батальон рядовым. Июль, 17-го: зачислен в списки батальона из бегов. Июль, 28-го: предан суду. Ноябрь, 28-го: исключен из списков батальона бежавшим»⁶.

В последнем побеге отчаянному солдату помог вольноопределяющийся Александр Студенков, из эсеров⁷. Гриневский получил паспорт на подлинном бланке на имя мещанина А.С. Григорьева и выехал, снабженный революционной литературой, в Симбирск, затем на нелегальном положении останавливался в Самаре, Саратове, Нижнем Новгороде, Тамбове, Екатеринославе, Киеве, Одессе. Наконец осенью 1903 года он оказался в Севастополе.

Здесь будущий писатель продолжал работу пропагандиста, в которой использовалась и социал-демократическая литература.

«Беседы «студента» всегда пользовались особым успехом, — вспоминает Григорий Федорович Чеботарев, служивший тогда канониром на батарее. — Вообще мы, социал-демократы, гордились таким агитатором»⁸.

11 ноября 1903 года Гриневский арестован и заключен в севастопольскую тюрьму. Последовали два года тяжелейшей неволи, упорное молчание на допросах, попытка бежать.

Из севастопольской тюрьмы его переводят в феодосийскую, снова судят, уже за связь с феодосийской революционной организацией. В ожидании суда — вновь отчаянные попытки к бегству. Судил его гражданский суд. В «Автобиографической повести» Грин вспоминает, что при обыске у него нашли несколько брошюр, к тому же он был судим вместе с «эсдеками».

После суда его опять водворяют в севастопольскую тюрьму. Приговор к бессрочной ссылке, однако, запоздал: в силу «высочайшего» манифеста от 17 октября 1905 года всех политзаключенных севастопольской тюрьмы выпустили на свободу.

Примечания

1. Вадим Ковский. Будь заодно с гением... «Новый мир», 1974, № 1, стр. 234—237.

2. Вл. Сандлер. Вокруг Александра Грина. В кн.: «Воспоминания...», стр. 422.

3. А.С. Грин. Автобиографическая повесть. В кн: «Воспоминания...», стр. 22.

4. А.С. Грин. Письмо С.А. Венгерову. В кн.: «Воспоминания...», стр. 149.

5. А.С. Грин. Автобиографическая повесть. В кн.: «Воспоминания...», стр. 35.

6. Вл. Сандлер Вокруг Александра Грина. В. кн.: «Воспоминания...», стр. 428.

7. Самый характер революционно-пропагандистской работы Гриневского освещен в работах В. Россельса (Из неизданного и забытого. В кн.: «Литературное наследство». т. 74, М., «Наука», 1965, стр. 632—637), В. Вихрова (Рыцарь мечты. В кн.: «А.С. Грин. Собр. соч. в 6-ти т.». т. 1, М., «Правда». 1965, стр. 9—11), В. Ковского (Романтический мир Александра Грина М., «Наука». 1969, стр. 89—93; Будь заодно с гением..., «Новый мир», 1974, № 1, стр. 239—240), В. Сандлера (Вокруг Александра Грина. В кн.: «Воспоминания...», стр. 429—436).

8. В кн.: «Воспоминания...», стр. 441.