На правах рекламы:

• стеновые шпонированные мдф панели

Имя, фамилия, местность

Здесь, в атмосфере «Рабочей комнаты», задумаемся и о том, что прежде всего бросается в глаза при чтении гриновских книг. С поразительным постоянством и смелостью соблюдает писатель однажды признанное им обязательное условие.

Грин-романтик (а есть еще и Грин-реалист) сознательно лишает себя такого немаловажного средства обрисовки героя, как его имя, фамилия, реальное место действия. А это — сильные краски в палитре художника. Не говоря о возможности уже самою фамилией подсказать характер героя (Правдин, Пришибеев, Молчалин), не говоря об именах, звучащих нарицательно, и прочее и прочее, самое обычное «нейтральное» имя-отчество тоже не совсем нейтрально. Оно неизбежно таит в себе множество ассоциативных возможностей. Художник волен их выявить и усилить, сообразуясь со своим замыслом. А вот Грин лишает себя этой краски...

Мы уже побывали в «Гринландии» и легко можем себе представить, что в этой придуманной стране, скажем, Сидоровы и Петровы выглядели бы заезжими путешественниками, а то и персонажами научно-фантастического жанра. Но гриновские герои не пришли в другой мир. Они у себя дома. Они — в «Гринландии»!

Эта гриновская особенность в разное время оценивалась по-разному. Одни отмечали явную «иностранность» имен и упрекали автора соответственно. Другие, смущенные сложностью положения, указывали на гриновские имена и звучания явно отечественного корня (скажем, Фирс, Куркуль, Лети-ка).
У Грина-романтика можно, конечно, найти и то и другое. Важен общий смысл творческого приема, принцип отбора этих самых имен. Есть ли закономерность?
В том-то и дело, что какой-то строгой закономерности нет. Принцип один: по возможности избежать «привязки» к местности и нежелательных ассоциативных связей, которые могут притаиться за именем героя и помешать авторскому замыслу, отнять у него «свободу рук».
То, что художнику-реалисту (иногда и романтику, только иного, не гриновского склада) бывает просто необходимо, здесь оказывается помехой. Грин фантазирует, изобретает имена, отыскивает подходящее в прочитанной книге; слово может сойти с вывески или газетного объявления и, чуть переиначенное, ожить именем героя, названием острова, пролива.

Странное имя, сначала безликое, силою гриновского таланта начинает жить, и само, в свою очередь, вызывает у читателя вполне определенное представление, образ: Ассоль, Тави Тум, Фрези Грант... Подмечено, что некоторые нравящиеся автору герои названы именами с «гриновской» буквы: Грэй, Горн, Гарвей...

Наверное, это большая и благодарная тема для отдельного исследования. Мы же обратим внимание на полку книг в рабочем кабинете писателя. Может быть, удастся увидеть что-нибудь совсем для себя неожиданное.

Вот энциклопедия Брокгауза и Ефрона, все восемьдесят шесть книг. Та самая, которую Грин приобрел в Феодосии, обосновав покупку соображением, что здесь, вдали от столичных библиотек и прочих возможностей, без Брокгауза и Ефрона не обойтись.

Энциклопедия уцелела чудом, потом оказалась в библиотеке издательства «Таврия» и была передана музею. Книги и теперь в очень хорошем состоянии. Обратим внимание на 18-й полутом. Прочитаем оттиснутое золотом на корешке:

«Гравилат
до
Давенант».

Позвольте, но это ведь имена героев гриновского романа «Дорога никуда»! Первое, слегка измененное автором на «Гравелот», второе — Давенант, Тиррей Давенант, главный герой романа, написанного здесь, в этих стенах!

Можно вспомнить, что Гравелот в романе — это, собственно, тот же Тиррей Давенант, только в новом своем обличье — содержателя трактира. Гравелот — Давенант... Золотом на корешке оттиснуты два имени главного героя, стоят рядом...

Конечно, чем-то подтвердить эту нашу догадку сегодня некому. Зная кое-что о «Гринландии», о свойствах авторской фантазии, его чувстве юмора, его подходе к материалу, можно только представить, что вот здесь, на нашем месте, стоял Александр Степанович Грин и разглядывал корешки энциклопедического словаря; слова «Гравилат» и «Давенант» чем-то привлекли его писательское внимание; может быть, он усмехнулся про себя, своим мыслям...

Впечатления, навеянные «Рабочей комнатой», умножаясь и усиливаясь, будут сопровождать нас при знакомстве с детством и юностью писателя, с путями его реальных скитаний и странствий, когда мы перейдем в следующую комнату музея.