Глава 17. Выход «Алых парусов». Рецензия С. Боброва: «Это живое, это истинное». Обустройство квартиры. Переезд Ольги Алексеевны. Фильма по рассказу «Жизнь Гнора» — стыд и горечь. Визит Наума Быховского. День рождения Нины: пальто и розы

Пресса на повесть Грина «Алые паруса» была невелика; однако феерию заметили. Наиболее значительной оказалась рецензия московского поэта и литературоведа Сергея Боброва:

«Александр Грин — один из самых интересных наших прозаиков. Наша проза и довоенная, и теперешняя, тонет в быте, в пустой этнографии. <...> Читателю демонстрируется захолустная дичь, мир прокисшего тряпья, мир невылазного свинства, и вся патетика в том, что вот-де: сие тоже человеческое.

Радуешься, когда встречаешь книгу, когда видишь автора, о котором всего этого сказать нельзя. Грин заметен был еще давно, при первых своих выступлениях, задолго до войны. Он тогда удивлял еще — необыкновенно красиво, грациозно развитым языком, простотой разговорного приема, полным отсутствием фальши, тонкостью и глубиной содержания — и очень хорошо продуманными формами сюжета. Грин не пишет о живой России, живой Америке, его герои — герои планет. <...> Описание уходит от эффектов и трюков — к единственному трюку, забытому нашими трюкодеями, трючных дел мастерами, — к искусству.

Эта повесть — большой связный рассказ, почти сказка, почти фантазия, но она ласкает вас своей неприкрашенной добротой, существенностью, той толерантностью к описанному, которая не заключает в себе никакого предательства. Идиллизм автора всюду и во всём, его замечания и образы — так и просятся в пример. <...> Он доходит до простоты детского автора. Это странно: бедность приема особенно обнажает содержание. <...> Это живое, это истинное — хочется думать, что Грин на этом не остановится».¹

В литературном приложении к «Красной газете»² была опубликована статья, громящая «Алые паруса», которая заканчивалась словами: «Такова "гриновская совокупность" — его стиль, какая же это дешевая, сахарная карамель! Пора бы, кажется, делом заняться!» Автор не подписался.

Снова получив большие деньги за отдельное издание «Блистающего мира», на этот раз Александр Степанович решил, что их семье пора иметь собственную крышу над головой.

«"Поживем по-человечески, — сказал Александр Степанович, — и возьмем к себе твою мать. Человек она умный, деликатный, у нее будет своя комната. Друг другу мешать не будем".

Я этому очень обрадовалась, — пишет Нина Николаевна. — Маму крепко любила, но и думать не думала, что она когда-нибудь может с нами поселиться. Я считала, что Александр Степанович, человек нелюдимый, должен и может жить только вдвоем со мной, что всякий посторонний, хотя бы и близкий, будет ему, как царапина. Оказалось, — нет, и это мне к радости.

Начали искать квартиру. Никак не можем найти хотя бы маленькую, но изолированную. Как-то, слушая наши сетования, квартирная хозяйка говорит:

— Да вы посмотрите квартиру под нами, на четвертом этаже. Она большая, но, может быть, вы ее разделите и отремонтируете.

Мы не подозревали, что под нами пустует квартира. Александр Степанович очень обрадовался — мы устали искать. Сразу же пошли к управдому, взяли ключи.

Квартира оказалась большая, в семь комнат, основательно разрушенная — без стекол, без нескольких дверей, с грязными, рваными обоями. Фасадная ее часть, выходившая на север, была мансардного типа, и, хотя комнаты там были в лучшем состоянии, Александр Степанович сразу же ее отверг:

— Перекрытия будут давить, да и хочется, чтобы солнышко светило. Возьмем юго-западную сторону.

Квартира была расположена в форме буквы "Г".

Через управдома Александр Степанович нашел рабочих, осмотрел квартиру с ними. Решили одну дверь заложить наглухо — тогда получилась хорошая изолированная квартира в четыре комнаты: рабочая Александра Степановича, моя и наша спальня, третья — маме и четвертая, большая, полутемная — столовая. Нам отходила кухня и службы. Ход был один — черный.

Всё решив, поехали к маме в Лигово. Александр Степанович в церемонных и ласковых словах предложил ей переехать к нам. Мама, я это видела, очень обрадовалась, но постаралась скрыть это и сказала:

— Смотрите — будет ли вам удобно со мной. Мне жить около Нины хочется, и помогать вам, но иногда муж с женой должны быть одни.

— Нет, — возразил Александр Степанович, — если бы я так думал, Ольга Алексеевна, я бы не затеял этот разговор. У каждого в семье будет отдельная комната. Мы поладим, я уверен.

Блаженно суетливые дни строительства настали для нас. Тут я впервые увидела, как живописно хозяйственен Александр Степанович. Денег у нас было немного, отделать квартиру мы могли только скромно, но это "скромно" он хотел сделать приятным и уютным, не жадничал, не суетился попусту».

Деньги, привезенные из Москвы, кончились, а часть аванса, которую Нарбут обещал прислать, что-то не приходила. Это настораживало: в литературных кругах издатель «ЗИФа» был известен чрезвычайной, хотя и бескорыстной — не для себя, для дела, для государства — скупостью; он обычно подолгу торговался с авторами, не доплачивал им.

Валентин Катаев в повести «Алмазный мой венец» описывает Нарбута как одну из «самых удивительных и зловещих фигур» своего времени: «С отрубленной кистью руки, культяпку которой он прятал в глубокой пустоте рукава, с перебитым во время гражданской войны коленным суставом, что делало его походку странной, качающейся судорожно, несколько заикающийся от контузии, высокий, казавшийся костлявым, <...> с прекрасным демоническим лицом».³

По свидетельству современников, Нарбут Грина уважал и даже любил, что не мешало ему обирать его, как и других авторов «ЗИФа».

Расходы по ремонту квартиры росли, пришлось занять, а денег из Москвы всё не было. Александр Степанович написал старому своему знакомому, Алексею Ивановичу Свирскому, с которым виделся в последний приезд в Москве:

«Дорогой друг Алексей! Изд<ательст>во «З. и Ф.» меня режет. Благодаря его неисполненному обещанию выслать деньги, я попал в страшно трудное положение с ремонтом квартиры <...>. Десять дней назад я послал им заказное письмо, на которое не получил даже ответа. Так как они, очевидно, хамы, то очень прошу тебя сообщить им о моем нетерпении, трудности и негодовании. Больше с ними иметь дело закаюсь.

Нина Николаевна и я шлем привет Вам с Татьяной Алексеевной и желаем здоровья.

Пожалуйста, толкни их!

Твой А.С. Грин. 19 июля 1923 г.
8-я Рождественская, д. 21, кв. 10».⁴

Письмо подействовало. Нарбут вскоре прислал деньги. К августу ремонт квартиры был закончен.

«Когда мы вошли в отремонтированную, прибранную от строительного мусора квартиру, — пишет Нина Николаевна, — то увидели просторное, светлое, залитое солнцем жилье.

— Теперь поедем за матерью, — сказал Александр Степанович.

В Лигово мы два дня собирали и укладывали имущество.

Александр Степанович с нагруженными подводами отправился в Петроград, мы с мамой налегке поехали поездом. Через несколько часов, веселый и возбужденный, он выгружал вещи и вместе с рабочими переносил их в квартиру.

— Высоко мы забрались, теперь я это почувствовал. Ну, ничего — к небу ближе, — шутил он.

Легки и радостны были мы душой в этот день».⁵

— Как хорошо теперь, Саша, у меня, — радовалась Нина, когда вещи были расставлены.

— Да нет, Котофей, бедная твоя комната. В нее надо еще что-нибудь.

На следующий день Александр Степанович вернулся из города, чем-то расстроенный.

— Нина, спустись со мной, пожалуйста.

— Что-нибудь случилось? — встревожилась Нина.

— Сама увидишь.

На площадке третьего этажа лежали куски зеркала. Широкая золоченая его рама была прислонена к перилам лестницы. Два грузчика с красными, смущенными лицами подбирали осколки.

Александр Степанович заплатил им, и они ушли, забрав всё, что осталось.

— А как это получилось? — спросила Нина.

— Кто-то из ребят бросил кошку на голову того, что шел впереди. Ты еще смеешься!

— Да будет тебе, Саша. Разбилось и разбилось.

— А примета?

— Так не в доме же.

Наступила осень, темные ненастные дни. В комнате Ольги Алексеевны был камин. Все трое любили сидеть около, глядя в огонь и тихо разговаривая.

Однажды, гуляя вечерними улицами города, Грины увидели над входом в кинотеатр «Арс» афишу: «"Поединок". Новая драматическая фильма в двенадцати частях по повести Александра Грина "Жизнь Гнора". В главной роли артист О. Фрелих».

— Смотри-ка, — удивился Александр Степанович, — без меня меня женили. Как раз выбор удачный для фильмы.

В праздничном настроении они пошли на ближайший сеанс; Нина с чувством гордости за Александра Степановича поглядывала на людей в зале. Но с первых же кадров их постигло разочарование: Фрелих в тропическом шлеме на вполне обитаемом острове организовывал восстание угнетенных колонистами аборигенов. Фильм кончался пением «Интернационала».

«Нам хотелось кричать от обиды, что изуродовано чудесное произведение, было стыдно за имя Александра Степановича, стоявшее на такой бездари. Как оплеванные, мы молча вышли из кинематографа. Нас, к счастью, никто не знал, но казалось, что все выходившие смотрят на Александра Степановича с отвращением.

На следующий день он пошел в вечернюю "Красную газету" и отнес заметку, в которой энергично отмежевывался от этой "драмы" и требовал снятия с афиши своего имени.

Редактор был удивлен:

— Чего Вам, Александр Степанович, беспокоиться? Ведь реклама!

— Такую рекламу я почитаю оскорблением, — сердито отозвался он.

Заметку не напечатали».⁶

«Поединком» был начат путь произведений Грина в кино; с 1923 года и до наших дней вышло на экраны кинотеатров и телеэкраны немало фильмов.⁷ Но ни один из них не был подлинной удачей, не достиг высоты творчества Грина. Одни авторы огрубляют материал, не относясь к нему с должной бережностью, другие извращают главную идею произведения, третьи окрашивают Грина в цвета, необходимые эпохе.

Госиздат⁸ выпустил первый большой после революции сборник рассказов Грина⁹ объемов в тридцать печатных листов; в нем поместились такие шедевры, как «Остров Рено», «Колония Ланфиер», «Позорный столб», «Повесть, оконченная благодаря пуле». Книга вошла в серию «Библиотека русских романов».

Сергей Городецкий написал о ней: «Рассказы Грина имеют ценность не только по содержанию в них художественной правды, но по насыщенности романтической человеческой личности, утверждающей себя в борьбе с суровой природой. Герои Грина не примиряются с городской цивилизацией, где чувства и страсти человеческие вращаются вокруг денег и наживы. Ущемленные неудачами, они не занимаются нытьем, не впадают в деморализующий нигилизм, а ищут выхода для своей энергии в целеустремленностях. <...>

Приятно отметить целомудренное спокойствие автора в описании человеческих страстей».¹⁰

Грин много работал, и печатали его охотно. «Пламя творчества в эти годы, — вспоминает Нина Николаевна, — горело сильно, ровно, спокойно и даже иногда как бы физически ощутимо. Александра Степановича любезно встречали в редакциях и издательствах».¹¹

«Красная нива», как журнал, курируемый газетой «Известия», была представлена в Петрограде отделом. Грин часто заходил туда. В двадцать третьем году он встретил в редакции Эдгара Арнольди, узнал его и стал с ним видеться.

«С Александром Степановичем всегда было очень легко и просто, — вспоминает Арнольди. — Ко мне он выказывал большое дружеское расположение, которого, как мне казалось, я ничем не заслуживал. Несмотря на то, что он был вдвое старше меня, он относился ко мне как к равному, — непринужденно и вместе с тем уважительно. <...> Он не входил в число преуспевающих писателей и по образу жизни ничем не отличался от всех нас. Сегодня, вспоминая прошлые встречи, многое представляешь совсем по-иному, и разговоры с Грином всё больше связываются с его творчеством. Ускользавшее прежде от внимания, теперь находит новое понимание и оценку. Грин становится неотделимым от своих произведений, — реальный, виденный мною человек, от жизни, порожденной его фантазией. <...> Говорил он спокойно, не прибегая к эффектам, хотя часто речь его становилась литературной, похожей на язык его произведений. <...> У меня осталось впечатление, что Грин никогда не смеялся. Он усмехался, улыбался, но смех был ему как-то не к лицу. При этом он обладал замечательным чувством юмора, любил и ценил остроумие, с удовольствием принимал хорошую шутку и сам любил иронически сострить. <...> Нужда не могла сделать Грина скупым или хотя бы бережливым. Когда у него появлялись деньги, они легко и без счета протрачивались, после чего наступало продолжительное безденежье. Приходилось добывать авансы. <...> В испытаниях гражданской войны и в противоречивости нэпа он не ощутил истоков нового будущего».¹²

Грин в изображении Эдгара Михайловича Арнольди выглядит наиболее достоверно среди других многих портретов (не считая, естественно, образа, созданного в записках Нины Николаевны).

Истратив все деньги на ремонт квартиры, Грины снова жили скудно. Ольга Алексеевна, экономная хозяйка, ухитрялась кормить сытно и вкусно, но на большее не хватало.

Наступило двадцать третье октября — день рождения Нины: ей исполнилось двадцать девять лет.

— Нищенький твой день, дружок, — со вздохом сказал Александр Степанович утром. За окном падал снег — и таял внизу. Из кухни тянуло благоуханием кулинарных чудес — там колдовала Ольга Алексеевна.

— Саша, я лучшего не хочу. Мы все вместе, и у нас квартира своя, и тепло.

— Нет, всё же это не настоящий праздник. Пойду, где-нибудь подстрелю десятку.

— В такую погоду, Саша!

Но он ушел и довольно быстро вернулся, улыбающийся, с букетом роз и бутылкой шампанского.

— Получай, Котофеич, скромные собачьи дары! — сказал он вышедшей в прихожую Нине.

— Откуда это? — спросила она, погружая в розы вспыхнувшее лицо. — В октябре такие цветы! Ну-ка, признавайтесь, сэр, кого вы ограбили?

— Представь — никого.

Нина внимательно оглядела Александра Степановича и увидела, что он в одном пиджаке.

— Сашенька! Такое любимое! Где ты его продал?

— На Бассейной толкучке. Я мигнуть не успел, прямо отняли.

— Я думаю, такое пальто! В чем же ты ходить теперь будешь, зима уже! — Нина чуть не заплакала.

Грин обнял ее, заглянул в глаза:

— Ну, пойми меня, пожалуйста!

Она устыдилась, всё поняла и крепко расцеловала его.

Как-то вечером Грин привел гостя — невысокого, пожилого человека в очках; он представил его: «Наум Яковлевич Быховский, мой крестный отец в литературе. Вспомни, Ниночка, я рассказывал тебе».

Наума Яковлевича усадили пить чай, а Нина смотрела на него и вспоминала: Быховский познакомился с Александром Гриневским двадцать лет тому, в Тамбове, где они вместе занимались революционной пропагандой как члены партии эсеров, немало ездили, были в Екатеринославе, подружились. Однажды, прочитав написанную «Алексеем Долговязым» (кличка Гриневского) листовку, Быховский сказал: «А знаешь, Гриневский, из тебя мог бы выйти писатель».

«Эти слова, — рассказывал Александр Степанович, — как удар, толкнули мою душу, заронив в ней тайную стыдливую мечту о будущем. До сих пор я не знал, к чему стремиться, во мне был хаос желаний. Вечная нищета не давала мне возможности остановиться на каком-то твердом решении.

Слова Быховского были светом, озарившим тайные глубины души. Это было, как первая любовь».¹³

Примечания

1. ...не остановится». — Журн. «Печать и революция», 1923, № 3. (Примеч. автора).

2. ...к «Красной газете»... — Основана в 1918 г. по инициативе В. Володарского. Первоначально была органом Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, с 1924 г. — орган Ленинградского совета, в 1939 г. влилась в газету «Ленинградская правда».

3. ...демоническим лицом». — Журн. «Новый мир», 1978, № 6. (Примеч. автора).

4. ...Рождественская, д. 21, кв. 10». — Воспоминания об Александре Грине. С. 531.

5. ...в этот день». — РГАЛИ. Ф. 127.

6. Заметку не напечатали». — Там же.

7. ...немало фильмов. — О фильмах по мотивам произведений Грина см.: Калмыков С. Произведения А.С. Грина и художественный кинематограф // Александр Грин: Судьба и творчество: Статьи, очерки, исследования. Феодосия; М.: Издат. дом Коктебель, 2008. С. 139—144.

8. Госиздат... — Государственное издательство РСФСР (ГИЗ) — первое крупное советское издательство. Создано по инициативе М. Горького и А. Луначарского 21 мая 1919 г. путем слияния издательств ВЦИК, Московского и Петроградского Советов, Наркомпроса, «Коммунист» и кооперативных издательств.

9. ...сборник рассказов Грина... — Грин А.С. Рассказы. М.; Пг.: Френкель, 1923.

10. ...человеческих страстей». — Журн. «Красная нива», 1923, № 22.

11. ...и издательствах». — РГАЛИ. Ф. 127.

12. ...нового будущего «. — Воспоминания об Александре Грине. С. 285, 286, 289, 296.

13. ...как первая любовь». — РГАЛИ. Ф. 127.