На правах рекламы:

• подробности на сайте blitz-remont.ru

Глава 4. Свобода. Первые шаги

Весной 1955 года Нина Николаевна писала знакомой: «Ну, так вот, докладываю: освобождаюсь 19.X. с. г., ехать предполагаю в Феодосию или Старый Крым... Сердце мое рвется в Старый Крым. Домик, где умер Александр Степанович, мне сообщили, — цел. Живет ли, не живет кто там — не написали. Своей жизни в будущем — бытовой, материальной не представляю и — очень странно — искренне не думаю об этом. То ли легкомыслие старости, то ли вера в то, что будет так, чтобы я смогла выполнить свой долг перед памятью Александра Степановича...»

Освободили ее по амнистии за несколько дней до конца законного срока. Выход из лагеря почти совпал с ее днем рождения — шестьдесят первым.

Прежде чем ехать в Крым, Нина Николаевна все-таки решила навестить Москву. Надо было как-то осмотреться на свободе, повидаться с друзьями и какую никакую, а выхлопотать себе пенсию. За душой не было ни гроша... Наиболее близкими среди москвичей представлялись Новиковы. Иван Алексеевич Новиков — писатель, в прошлом, как и Грин, был не раз бит официозной советской критикой. Как и Грина, его после начала «сталинской эпохи» печатали мало и редко. Потом случилось обыкновенное советское чудо: во время войны патриот Новиков отдал свои сбережения на строительство самолета «Александр Пушкин».¹ В ответ последовала благодарственная телеграмма вождя. И тут же Новикова стали издавать, да не как-нибудь, а огромными тиражами.

Нина Николаевна, наученная горьким опытом (даже ее родной брат несколько лет боялся писать ей в лагерь), побаивалась, что перемены в общественном положении Новикова скажутся на его отношении к ней. Этого, слава Богу, не произошло. Новиковы приняли ее сердечно, выхлопотали ей в Союзе писателей скромную пенсию.

Но Литфонд, организация с многомиллионным бюджетом, выдать единовременное пособие вчерашней лагернице отказался.

Возвращение Нины Николаевны на свободу вызвало из небытия имя Александра Грина. Последний раз его издавали на родине более десяти лет назад. Теперь Иван Новиков вместе с Константином Паустовским, автором предисловия к книге «Алые паруса», опубликованной в 1944 году, добились, что Гослитиздат запланировал на 1956 год сборник произведений Грина. Вскоре книги Грина вышли в Свердловске, Йошкар-Оле и других городах. В связи с этим возник вопрос о праве вдовы писателя на гонорар. По советским законам наследники имеют право на гонорары в течение 15 лет после смерти автора. Срок этот истек в 1947 году. Исключения в таких случаях власти делают крайне неохотно. Инициатива должна исходить от Союза писателей СССР, но коллеги Александра Грина не были склонны помогать его вдове.

Юрист Союза писателей лишь посоветовал обратиться в ЦК партии. «Сошлитесь на то, что Грина перестали печатать за три года до окончания авторского права», — рекомендовал он. Нина Николаевна понимала, что ее личное ходатайство в ЦК никакого эффекта не даст: «До Бога высоко, до царя далеко...» Расстроенная, она пошла к Паустовскому, благо Новиковы, у которых она нашла приют в Москве, жили с Константином Георгиевичем в одном доме. Паустовский согласился сопроводить ее просьбу своим письмом:

«В ЦК КПСС. — В 1932 году в г. Старый Крым умер писатель Александр Грин (Александр Степанович Гриневский). В своих жизнеутверждающих книгах Грин всегда звал к высоким и благородным человеческим чувствам, прославлял мужество и пытливость, с необыкновенной чистотой писал о любви и был превосходным мастером сюжета и пейзажа. Грин пользуется большой любовью среди широких кругов читателей, особенно молодежи. В 1956 году Гослитиздат выпускает однотомник Грина. <...> Вдова А.С. Грина Нина Николаевна Грин — с октября 1945 года по октябрь 1955 года пробыла в трудовых лагерях. В настоящее время она совершенно реабилитирована и вернулась в Москву. Во время пребывания Н.Н. Грин в лагерях истек срок ее прав на литературное наследство Грина. Я знаю исключительно тяжелое положение Н.Н. Грин — человека пожилого, очень больного и потому неспособного к труду, оставшегося без всяких средств к существованию. Поэтому я считаю своим долгом поддержать просьбу Н.Н. Грин о продлении для нее права пользоваться литературным наследством на тот срок, когда она не могла им пользоваться, будучи в лагерях. К. Паустовский».

Как глухонемым растолковывал Паустовский деятелям ЦК, кто такой писатель Грин и каково значение его творчества. Однако главные идеологи Советского Союза не такие люди, чтобы их можно было провести: они не верили никому, а тем более «подозрительному» Паустовскому — он превозносил Александра Грина, которого еще недавно в большой прессе объявляли космополитом и реакционером. И не только какие-то Важдаев и Тарасенков — сам Константин Симонов! Паустовский пишет, что вдова Грина «совершенно реабилитирована», тогда как на деле оказывается, что она лишь амнистирована со снятием судимости — разница немалая! Из ЦК письма Нины Николаевны и Паустовского были пересланы обратно в Союз писателей с указанием — разобраться. По существу, это был отказ. И вдруг (в обществе, где правят не законы, а люди, такие «вдруг» происходят на каждом шагу) всё переменилось. Нашелся человек, который, как добрый кудесник, нашел возможным сделать Нину Грин законной наследницей ее мужа и вручить ей гонорар за его «Избранное» 1956 года. «Кудесником» оказался... Виктор Николаевич Ильин, в ту пору заместитель первого секретаря СП СССР Алексея Суркова по административно-хозяйственной части. Но не должностью определялись его права и возможности. Генерал КГБ Ильин, к которому пришла на прием Нина Грин, прослужил в «органах» многие годы, начинал службу в Частях особого назначения (ЧОН), служил в ЧК, НКВД, МГБ, КГБ. Потом, в 1947 году, сам оказался в лагерях и отсидел восемь лет. О нем с легко объяснимой брезгливостью писал в книге «Архипелаг ГУЛАГ» Александр Солженицын, а позднее Владимир Войнович в «Иванькиаде». После отсидки он был «брошен на литературный фронт», послан надзирать за писателями. Службу нес старательно. Нет ни малейшего сомнения, что генеральского чина достиг он, принимая самое активное участие в сталинской мясорубке. И годы, проведенные в лагере, ничему его не научили.

Когда я разговаривала с ним в 1979 году, генерал оправдывался, но не в том, что сажал и расстреливал, а в том, что сидел сам. В 1956 году, прежде чем принять для беседы Нину Николаевну, он, по его собственному признанию, запросил Крымское КГБ и получил ответ, что ничего компрометирующего за ней не числится. И тут открылась вторая сторона личности генерала Ильина: он стал заботливым и доброжелательным помощником вдовы писателя, защитником ее интересов. Приходил ей на помощь много раз и почти всегда с успехом.

Сначала добыл Нине Николаевне право на гонорар за «Избранное» Грина. По организованному Ильиным ходатайству Союза писателей Совет министров СССР постановил продлить срок наследования, и Нине Николаевне выплатили сумму, которая показалась ей фантастической. Совершенно счастливая пришла она к Новиковым. «Теперь я спокойна. Будет на что и домик, и могилу восстановить, и на жизнь останется. Подумать только — сто двадцать тысяч...» Почувствовав себя богачкой, она немедленно начала одаривать деньгами тех своих товарищей по лагерю, которые бедствовали после выхода на свободу. «Ильин — замечательный человек, — писала она в одном из писем. Помощь от Совета министров я получила благодаря ему. Он на моих глазах словно рычаг повернул...»

В июле 1956 года она выехала в Феодосию, где ее давно ждали старые друзья — Гончаровы. Первое за десять лет лето на свободе оглушило ее. Все письма этих месяцев полны восторгов. И погода, и растения, и даже дождь воспринимала недавняя лагерница с восхищением: «Воздух — блаженство, тишина — рай. Нервы мои, привыкшие к тому, что сегодня надо делать то-то и то-то, ошарашены возможностью отдыхать и будто даже протестуют... Вчера попала под ливень; бурные потоки неслись с гор — не перейти улицу. Разулась и почти по колено перешла. Ох, до чего же вкусно! Видимо, до конца дней это будет доставлять мне радость. Прошла мимо тюрьмы. И хоть бы что. Ни радости, ни горести не шевельнулось. А ведь девять с половиной месяцев горела и мучилась в ней ежедневно. Тупость, что ли? Или уже переваренное? Не пойму».

Прошли две счастливых недели в Феодосии. Благодаря заботе друзей, Нина Николаевна окрепла и почувствовала себя почти здоровой. Упало кровяное давление, на ногах исчезли отеки, мучавшие ее в лагере, вернулись силы. Ей уже не терпелось ехать дальше — в Старый Крым. Однако безмятежное настроение покинуло ее, едва она оказалась в городе, где всё было связано с памятью покойного мужа.

Сообщала друзьям: «Сразу же пошла на кладбище. В сравнении с 1945 годом могила в диком беспорядке: от мемориальной доски ничего не осталось, вокруг лежат остатки ограды и мусор. Так больно и грустно стало. Домик? Это почти руины, крыша изогнулась дугой, в комнате, где умер Александр Степанович, провалился потолок, дыры в стенах, окно, у которого он лежал, наглухо замазано. Везде грязь, разруха, тут же сложены дрова жильцов большого дома. В одной из комнат — птичник».

Старокрымское начальство, к которому она обратилась, отнюдь не обрадовалось возвращению вдовы Александра Грина. За минувшее десятилетие население городка резко изменилось: были выселены татары и греки — коренные обитатели Старого Крыма, город заселили люди, приехавшие издалека, которым имя Грина ничего не говорило. Для партийной, постоянно сменявшейся бюрократии все эти «Алые паруса» и вовсе представлялись какой-то китайской грамотой. Ко всему прочему, секретарь райкома партии Леонид Сергеевич Иванов жил в доме, хоть и перестроенном, но когда-то принадлежавшем Нине Николаевне. В маленьком домике, где умер Александр Степанович и где до войны жена его организовала мемориальную комнату, теперь товарищ Иванов держал своих кур. Приезд Нины Николаевны явно лишил местное начальство покоя. Товарищ Иванов, полновластный хозяин района, сообразил, что отныне положение его в чем-то становится шатким. Он, тем не менее, явно не собирался сдавать своих позиций и при очередной встрече заявил об этом приезжей без обиняков:

— А зачем вы, собственно, вернулись в Старый Крым?

— Я жила здесь до войны, — удивленно ответила Нина Николаевна. — В вашем дворе стоит разрушенный дом Грина. Я буду его восстанавливать.

— Зря за это беретесь, — напрямик рубанул хозяин района. — Одна ничего не сделаете, а я вам не помощник.

Сделав это заявление, Иванов демонстративно занялся бумагами на своем письменном столе, давая понять, что аудиенция окончена.

Нина Николаевна начала в те дни вести записную книжку, в которую вносила все обстоятельства, сопровождавшие восстановление Домика Грина. После посещения кабинета товарища Иванова она записала: «Я поняла, что он не только не поможет, но постарается причинить зло». Она не ошиблась.

Примечания

1. ...самолета «Александр Пушкин». — Средства, переданные И. Новиковым на строительство самолета, взяты из гонорара за роман «Пушкин в изгнании» (ч. 1 — «Пушкин в Михайловском», 1936; ч. 2. — «Пушкин на юге», 1943).