Начало «Паруса»

«Не знаю, сколько пройдет лет, — только в Каперне расцветает одна сказка, памятная надолго».

Александр Грин

В сутолоке событий, все равно — мелких или существенных, всегда впечатляет непредсказуемое: летний «слепой дождь»; шаровая молния; финал футбольного матча; знакомство, коего смысл не ясен.

Только непредсказуемое способно насторожить мысль и чувство. Все, о чем знаешь заранее, заранее неинтересно — по крайней мере, отчасти.

Юлия Александровна Первова

Сама жизнь, в сущности, притягательна еще тем, что надежно скрывает от нас тайну конца. То же можно сказать о событиях этой жизни. Они в ней, как части в целом. Мало непредсказуемого — и канителишься со своей ежедневностью, не зная, куда себя девать, и на что еще достойное высших усилий смог бы ты пригодиться.

Непредсказуемое не всегда обозначает стихию. Оно также подвластно общим законам и бывает спланировано людьми, которых ты просто не знаешь.

Ю.А. Первова — душеприказчица Нины Николаевны Грин, организатор «Справедливости в мире могил» — известного ночного перезахоронения жены писателя, о чем сама Первова рассказала подробно в статье, опубликованной, по обстоятельствам времени, за границей, в одном из сборников «Толстовского фонда».

На этот раз все началось со второй половины дня 22 августа — число легко запомнилось, потому что следующий день был днем рождения Грина, и шел я тропинкой Грина вдоль старокрымской окраины не один, а с фанатичной приверженкой всего гриновского, немолодой женщиной из Киева, о которой, однако, невозможно было сказать, что она стара.

Между нами ощущалась некая разобщенность. Интеллигентная дама в костюме строгого покроя была без шляпы — не опасалась крымского солнца, под косыми лучами которого густые крашеные волосы медно отсвечивали.

Нина Николаевна Грин и Юлия Первова. Фото 1960-х годов

Она шла спокойно, экономя жесты, но внутренне была очень подвижна, короткой скороговоркой выпаливала вдруг фразу, остановив ее плотным поджатием губ, и поворачиваясь к собеседнику в расчете на мгновенное понимание; но ее ассоциации не совпадали с моими, я не улавливал связи, и в ее светлом взгляде выражалась досада от моей неуклюжести.

Мы свернули с тропинки в одну из улочек — в Старом Крыму многие из них похожи между собой, как нигде в другом месте, — прошли половину квартала, после чего моя спутница Юлия Александровна отворила калитку во двор одноэтажного, под черепицей, серого саманного дома.

Поднятие Алого паруса на горе Агармыш. Фото 1970-х годов

Уже назавтра я не отыскал бы его среди таких же выстроенных в линию домов с калитками в заборах. Впрочем, у входа, помнится, свисала ветка ореха с плодами в зеленой шкурке.

Двор был тесен от зажавших его сараев.

По запаху да еще топорной прочности дощатых стен без единой отдушины или оконца угадывалось присутствие кабана, а то и двух.

Гриновский праздник в 2006 году

Сгорбившись, подрагивали ушами пленные кролики в тесных ящиках-клетках, поставленных друг на друга в три яруса.

Рядом с деревянным сараем стоял курятник. Небольшое пространство вокруг обнесено проволочной сеткой, за которой греблись меченые чернилами куры.

Поднятие Алого паруса на горе Агармыш. Юлия Первова (стоит четвертая справа) среди тех, кто первыми поднимали над Старым Крымом Алый парус. Фото 1970-х годов

Из дверей дома вышел хозяин с небритым темным лицом и молча оглядел нас. Мы так же молча прошли мимо него в конец двора.

За углом сарая оказалась еще калитка в высоком штакетнике. Здесь начинался большой сад, с двумя низкорослыми яблонями у входа. Их ветки прогнулись от тяжести крупных плодов. Далее шли персиковые деревья.

Окрестности Старого Крыма

И тут-то открылось непредсказуемое.

В пространстве за яблонями собрался целый букет или, скорее, цветник праздничных лиц — с десяток молодых людей, юношей и девушек.

Яблок никто не трогал. Расцвеченные пятнами идущего сквозь листву предвечернего света, молодые люди негромко переговаривались, раскатывая на траве широкую красную ткань.

По воспоминаниям участников поднятия Алого паруса, 23 августа на Агармыш всходили на заре, и Алый парус трепетал над Старым Крымом часов в 6 утра.

Юлия Александровна вошла в этот цветник деловым шагом садовника, но тут же вернулась ко мне, прошептав: «Только смотрите, чтобы никакой фальши...» — срезала фразу поджатием губ, после чего кратко объяснила молодым правдолюбцам мое присутствие.

Я стоял, уклоняясь от нависших над лицом и плечами спелых яблок. Было так, если бы ожила вдруг картина эпохи Возрождения, какое-нибудь многофигурное полотно с аркадской идиллией, только вместо полуобнажающих тело ажурных тканей здесь были шорты, курточки, джинсы.

Красивые, открытые, общим настроением оживленные глаза и улыбки: готовился «Алый парус».

Поднимать Алый парус приезжали со всего Советского Союза. Первыми 23 августа 1967 год были ученики Азы Ильиничны Славиной, учительницы русской литературы школы № 239, руководительницы клуба «Алый парус» в Ленинграде.

Юлия Александровна, решив, как видно, смягчить предыдущую фразу, объяснилась так: «Вы должны их понять. Поэт в истории с туром...» — она сжала губы и, как всегда, всмотрелась — дошло ли.

На этот раз я понял, потому что припомнились журнальные стихи поэта, в общем-то добродушные, о том, как приезжие романтики складывали на холме пирамидку-тур из набранных по степи камней, чтобы укрепить мачту «Паруса», а осенью местные жители растаскивали камни для своих нужд, причем юмор поэта держал сторону практичной Каперны.

Но вот, помнится, пришел я на холм к пирамидке и вижу, что ее камни схвачены цементным раствором — настоящий тур с круглым гнездом для мачты. В подножие вцементирован обломок плиты с надписью масляной краской: «Здесь должен быть памятник Грину», а пониже гвоздем доцарапано наперекор, что можно было перевести словами: «А вот вам!»

Случилось однажды, «Парус» даже украли... Ребята начали выставлять на весь день дозорного.

Так или иначе, с ежегодным «Парусом» свыклись, как с новой традицией. Его переняли в свои руки местные школьники.

Но тех, первых, я уже не встречал больше. Как можно бы догадаться, вышли из возраста, вошли в новый.

В саду между тем шла репетиция.

Юноши собирали мачту из двухдюймовых водопроводных труб, подгоняли винты и муфты, девушки разглаживали материю, пробегая по ней ласковыми ладонями, норовя прикоснуться еще и еще. «Парус» пролежал год под кровлей дровяного сарая укутанным в полиэтиленовую пленку, сиял новехонек цветом «вина, роз, зари, рубина, здоровых губ, крови и маленьких мандаринов», как хотел бы того автор феерии.

Ребята закрепили материю на поперечной рее, разом приподняли тяжелую снасть и вдели ее в трубу пошире, зарытую в грунт. Все отошли.

Я подумал: «Вот — не корабль, а планета под парусом, да еще Алым. Во всем свете нет похожего символа. И Земля, пусть неприметно, а должна бы поворачиваться в его сторону. Что скажите, Юлия Александровна?»

В 2005 году, к 125-летию Грина, работники дома-музея писателя в Старом Крыму и в Феодосии собрали энтузиастов и организовали праздничный фестиваль. К 23 августа в Старый Крым приехали артисты, певцы, барды, поэты — ценители искусства, поклонники Грина. Творческая группа Харьковского молодежного театра играла пьесу по произведениям Александра Степановича. Актриса Людмила Иванова привезла из Москвы юных артистов, чтобы они прочитали отрывки из романа «Недотрога».

Было много журналистов, прибыла съемочная группа ОРТ. Праздник отметили и многие из местных жителей. Даже соседи слушали и смотрели через забор, аплодировали.

В следующем году фестиваль искусств «Встречи в Зурбагане» стал международным.

«Парус» на холме был ее выдумкой. Ее, да еще одного киевлянина по имени Саша. Лица многих тогда просветлели, как вокруг чиркнутой спички, если темно. Идея пошла-побежала. Уже сегодня, кого не спроси, никто толком не скажет, как начинался «Парус».

Ветерок с Агармыша расправил «Парус» и наполнил его. Материя вспыхнула от красного на закате солнца, будто давлением лучей, а не ветра выгнуло «Парус», отчего сам он оказался источником света.

Каждое яблоко над нашими головами, серповидно подрумяненное закатом, приняло с другого, неосвященного бока мягкий световой рефлекс «Паруса», молодые лица дышали тем же чистым отблеском алого, и хотелось думать, что эта юность для того только и пришла в облике непредсказуемого, чтобы поделить свой восторг с каждым, в чьей душе, помимо наглядных радостей потребления, все еще есть-таки, за что зацепиться — для будущего.