3.1. Противостояние пути и дома

Взаимоотношения мотивов пути и дома определяют структуру многих произведений писателя, а также воплощают его представления о мире и месте/роли человека в нем. Дом, антагонистичный миру, становится препятствием единению человека с космосом. Подобная ситуация легла в основу рассказа «Возвращение» (1917). Его главный герой резко отличается от указанного выше типа личности, которому свойственны «движения духа» и глубокая неудовлетворенность окружающей средой, своей бледной, однообразной жизнью в ней.

В основе сюжета — плавание крестьянина Ольсена на корабле, куда он поступает кочегаром ради денег. Ольсен одинок на судне, чужд и экипажу, и всему окружающему миру. Он сознательно отгораживается от того нового, не связанного с крестьянским бытом, что открывается ему в путешествии, замыкается в своей «скорлупе», составляя контраст остальным морякам, чьи мысли направлены к неизведанному.

В точке зрения героя пространственная организация мира сохраняет архетипические черты. Ее определяет оппозиция: «свой», внутренний космос, позитивный, — родная глухая деревня, сужающаяся в представлении крестьянина до печной трубы, и внешний, негативный, — «утомительное чужое поле» [Грин 1965, V, с. 287].

Чрезвычайно важен для понимания характера героя его хронотоп, главными особенностями которого являются ограниченность и неизменность. Домашний locus Ольсена включает минимальное количество лиц: отца, мать и сестру, — жизнь которых однообразна, а деятельность ограничена кратким набором хозяйственных дел («Марта доит корову, старуха варит рыбу...» [Грин 1965, V, с. 289]. Время здесь циклично и неизменно: «Так же безнадежно и скучно судился его отец из-за пая в рыболовном предприятии, так же возилась в хлеву мать, так же улыбалась сестра, и платье у нее было то самое, в каком видел он ее год назад» [Грин 1965, V, с. 291].

Замкнутость пространства-времени героя сохраняется и за пределами его деревни. На корабле место Ольсена — в машинном отделении. В свободные от работы часы он спит или чинит белье. Само путешествие представляется ему сном, долгой болезнью. Мысли кочегара сосредоточены на доме, а его взор всегда обращен назад.

Основываясь на типологии Ю.М. Лотмана, Ольсена можно отнести к «героям своего места (своего круга), героям пространственной и этической неподвижности, которые если и перемещаются согласно требованиям сюжета, то несут вместе с собой и свойственный им locus» [Лотман 1988, с. 256].

Отправившись в плавание, герой впервые сталкивается с иным типом пространства — с безграничным и прекрасным миром. Их отношения изначально приобретают форму конфликта. Созданию антиномии «герой — мир» способствует субъектная организация текста. В рассказе можно выявить два противоположных типа сознания, повествователя и Ольсена, отличающихся характером восприятия окружающего мира, соответственно, позитивного и негативного.

Описание природы дается с позиции повествователя. Насыщенное оценочно-экспрессивной лексикой («прекрасный», «нежный», «загадочные», «великолепная», «сказка»), оно служит выражению авторской идеи красоты и многообразия вселенной. У Ольсена незнакомая южная экзотика вызывает, помимо удивления, чувства недоверия, беспокойства, даже страха перед ее чарующей силой. Героем рассказа «чужой», внешний космос с ненавистью отвергается.

Изображая конфликт между человеком и миром, Грин прибегает к излюбленному приему удвоения сюжетных ситуаций. Однажды во время пути герой оказывается наедине с огромной, звездной ночью: «Странное чувство коснулось Ольсена: первый раз ощущал он пропасти далей, дыхание и громады неба. Но было в том чувстве нечто, напоминающее измену — и скорбь, ненависть... Он покачал головой и сошел вниз» [Грин 1965, V; с. 288]. Возвращение кочегара с палубы в машинное отделение имеет в тексте рассказа символическое значение. Анализ этого сюжетного элемента в аспекте архетипов позволяет увидеть глубинный смысл ситуации.

Пространство корабля можно рассматривать в качестве некой модели мира, где «верхом» является палуба, а «низом» — трюм. «Низ» как элемент одной из основных мифологических оппозиций традиционно соотносится с царством мертвых. Таким образом, отвергая великолепную ночь, прекрасный мир, герой отказывается от самой жизни и выбирает смерть. Этот вывод подтверждается композицией произведения: вслед за указанным эпизодом идет описание несчастного случая (падение с трапа в машинное отделение), ставшего причиной неизлечимой болезни Ольсена.

Однако автор дает своему герою еще один шанс установить гармоничные отношения с миром. Во время пребывания в лазарете, накануне возвращения домой Ольсен совершает прогулку по берегу моря. Снова его окружает величественная, загадочная и влекущая природа, помимо воли вызывающая в скудном, ограниченном сознании крестьянина отклик. Вспоминая «серый родной угол» [Грин 1965, V, с. 290] и яростно гоня от себя ощущение прекрасного, герой вторично отвергает «Лунную ночь» и «Великий океан» — символы безграничного пространства и времени. Находясь пред выбором: «остаться здесь или ехать домой» [Грин 1965, V, с. 289] — он предпочитает последнее.

Итак, между миром и Ольсеном в рассказе встает дом. Архетипически он всегда противопоставлен макрокосму, но предполагает наличие связей с ним, возможность выхода во внешнее пространство. Здесь же дом на метафорическом уровне обладает абсолютной замкнутостью, герметичностью. Он (и семья как его неотъемлемая часть) не «отпускает» от себя героя, превращаясь в «душевные путы», разрушает едва начавшийся диалог с миром, мешает общению с другими людьми, является воплощением и в то же время причиной ограниченности сознания Ольсена.

Архетипическое значение данной мифологемы в рассказе частично инверсируется. В точке зрения героя дом остается пространством безопасности, устойчивости и спокойствия, однако здесь больной чувствует себя все хуже и хуже и, наконец, умирает. С другой стороны, являясь для Ольсена сферой любви и тепла, дом одновременно порождает в нем чувства ненависти, ярости ко всему новому, внутренний дискомфорт, актуализированный вариативным названием произведения — «Маятник души». Таким образом, перед нами неправильный дом, дом смерти, который выступает не центром вселенной, а ее антиподом.

По указанным причинам путешествие Ольсена, вместо того, чтобы открывать иные горизонты, становится безрадостным, мучительным движением к смерти. Оно является испытанием для героя, в котором обнаруживается его преобладающая внешняя и внутренняя статичность. Трудность пути заключается не в преодолении препятствий, опасностей на дороге, а в преодолении самого себя, к чему герой оказывается неспособным. Тем не менее, путь дает Ольсену толчок к осознанию ошибочности своей жизненной позиции, хотя оно приходит слишком поздно и достается дорогой ценой.

Автор вводит в текст сразу две антитезы смерти героя: картину весны и — образ ребенка, — символы возрождающейся жизни, полной, жадной, ищущей. Они помогают умирающему понять, «что он — человек, что вся земля, со всем, что на ней есть, дана ему для жизни и для признания этой жизни всюду, где она есть» [Грин 1965, V, с. 292]. Причем истина эта всегда была в Ольсене, и лишь «душевные путы» мешали ее осознать.

Трагичность финала рассказа придает авторской позиции особую остроту, категоричность: человек должен быть открытым миру, взаимодействовать с ним, стремиться реализовать свой потенциал, в противном случае он не заслуживает дара бытия.

В концепции «Возвращения» мир представляет собой космос, лишенный хаотического начала, враждебности по отношению к человеку, более того, он приобретает сакральный характер («Великий океан»). Но параллельно с произведениями такого типа писатель создает рассказы, где изображает беспорядочный, абсурдный, агрессивный мир, символами которого становятся война, разбушевавшаяся стихия, чума, безумие («Земля и вода», «Синий каскад Теллури», «Желтый город» и другие).

Это и позволяет соотносить Грина с художниками экспрессионизма и экзистенциализма. Однако выводы о том, что дореволюционные произведения писателя вызывают «чувство бесцельности», описывая сферу тьмы, а в «советский период из творчества Грина уходит представление об абсурдности мира» [Иваницкая 1993, с. 24], на наш взгляд, односторонни.

Применительно ко всему гриновскому творчеству нужно говорить скорее об амбивалентности, «нестабильности» (В.И. Хрулев) мира, который поворачивается к человеку то своей светлой, то темной стороной.